Наши сборы продолжались недолго. В первых числах сентября, поздно вечером, в то время, когда пассажиры торопились на извозчиках к ночному поезду, отходившему из Киева, Ходько и я вышли из квартиры нашего приятеля "с небольшими узелками в руках и направились по пути к вокзалу. Мы миновали Безаковскую лицу, ведущую к вокзалу, и пошли вниз по Бульварной. Не доходя до Триумфальных ворот, спустились в канаву и тут переоделись; в наших узлах были для этого некоторые принадлежности. Ходько надел крестьянскую свитку; я -- за неимением другой свиты -- надел широкую красную рубаху поверх летнего пальто, которое заткнул в панталоны, рубаху же выпустил наверх, как это делают великорусские рабочие. На ногах у нас были высокие сапоги, служившие нам одинаково как для простого, так и для полуинтеллигентского костюма. Преобразившись таким образом, мы привязали к спинам свои узлы и зашагали ночью по шоссейной дороге, ведущей из Киева в Житомир. Скоро по обеим сторонам потянулись темные заросли, и только одна дорога белелась узкою лентою впереди нас. Мы шли всю ночь и остановились на отдых на рассвете, отойдя большое пространство от Киева.
Кто ездил в семидесятых годах по Киево-Житомирскому шоссе, тот, вероятно, помнит, что в то время там было еще очень много лесов. Во время нашего путешествия мы боялись останавливаться у придорожных корчем и почтовых станций, где всегда можно было нарваться на неприятность, и предпочитали отдыхать в лесу. Мы имели с собою запас сала, и покупать приходилось только хлеб. Сворачивали обыкновенно с шоссе в сторону, в глубь леса, выбирали укромное место и, поевши, укладывались на ночь.
-- Как думаете, могут ли шпионы проследить наш' путь? -- обратился я как-то к Ходько во время одной ночевки.
-- Ну-у! Сам Лекок потерял бы голову! -- ответил он.
И мы оба невольно засмеялись. Чувство удовлетворенности и даже торжества наполнило мою душу. Конечно, я мог быть изловлен потом; но в ту минуту, когда лежал у корней лесных деревьев, я находился вне всякой опасности. Шпионы в это самое время рыскали по всему Киеву, рассчитывая захватить нас, а мы были далеко-далеко от них. Как же было не торжествовать при этой мысли?! Здесь нас никто не мог видеть. Кругом стояли высокие сосны да темно-зеленые ели, которые вполне скрывали нас от постороннего глаза. Только одни белки видели нас. Они почему-то по целым ночам прыгали возле наших голов, шурша сухими хвоями, устилавшими почву. Первую ночь это нас беспокоило, и мы часто просыпались от шума; но потом привыкли к этому и ночи две спали хорошо.
Не доходя до города Коростышева, расположенного верстах в тридцати от Житомира, мы забрались в лес и там опять переоделись: свитку и красную рубаху спрятали в свои узлы и снова приняли полуевропейский вид. В таких костюмах мы вошли в Коростышев. Здесь наняли "балагулу" (еврея-извозчика) и поехали в город Бердичев, оставляя в стороне Житомир. В Бердичеве мы сели в поезд и двинулись к границе.