Прошло некоторое время. Наступила косьба. В окрестностях люди принялись за уборку сена. Поденные цены всюду поднялись, а наш подрядчик оставлял нас при прежнем полтиннике. По деревням платили косарям даже по семидесяти пяти копеек в день. Мои товарищи по работе знали об этом, и среди них мало-помалу стало расти недовольство. Несколько раз мы заявляли старшему рабочему, чтобы нам увеличили плату, но он отвечал:
-- Не мое дело... Не я вас нанимал... Говорите подрядчику...
Расчет делали по субботам, при чем подрядчик почти всегда удерживал плату за два дня до следующего расчета и таким образом оставался постоянно в долгу у рабочих; этим способом он держал их в своих руках.
Недовольство усилилось до такой степени, что в первую же субботу, когда партия наша приехала в Жмеринку, решено было не уступать подрядчику и требовать или повышения платы или окончательного расчета. Толпа направилась к квартире подрядчика, жившего недалеко от вокзала. Но в квартире его не оказалось -- он ушел на вокзал. Дело усложнялось несколько, так как на вокзал, в пассажирский зал первого класса, итти толпой было невозможно. Трое нас пошло, чтобы вызвать его оттуда. Однако, простояв некоторое время возле двери первого класса, которую то-и-дело отворяли и затворяли перед нашим носом, и не найдя возможности проникнуть в зал с этого входа, так как не пускали туда железнодорожные служителя, мы обошли вокзал и вздумали попытать счастья с другого входа -- с платформы. Но тут были встречены таким яростным нападением жандарма, ходившего по платформе, что принуждены были просто-таки бежать. Схватившись за шашку, он бросился за нами, как цепная собака, издавая вместо слов какие-то шипящие звуки.
Соскочив с платформы и отбежав несколько, издали мы вступили с ним в переговоры.
-- Нам надо видеть нашего подрядчика,-- говорили мы.-- Он в зале первого класса.
-- Какого подрядчика?..-- кричало усатое страшилище. На его шее висела круглая белая медаль величиною в чайное блюдце.
-- Нашего подрядчика... Он сидит в зале.
-- Во-он отсюда!!
Таким образом наша делегация воротилась совершенно посрамленная. Оставалось единственное средство, практикуемое в таких случаях на Руси -- ждать. Мы расселись на земле возле квартиры подрядчика и принялись за это средство. Долго мы сидели. Наконец подрядчика мы все-таки дождались; он зашел сначала в свои комнаты, пробыл там некоторое время и потом вышел к нам на крыльцо.
-- За деньгами пришли? -- спросил он таким тоном, точно это в первый раз ему случалось.
-- За деньгами...
-- Вот что, люди добрые,-- заметил он,-- денег сегодня у меня нет. В понедельник буду платить.
-- Как же без грошей?! -- зашумели все. -- Нам нужны гроши на харчи -- есть нечего.
-- На харчи я дам... По рублю на человека.
Это предложение, видимо, не понравилось. Вся толпа разом заговорила. Начался шум и крик.
-- Не в первый же раз откладываю расчет?.. Слава богу, до сих пор люди верили мне!-- кричал подрядчик.
-- Мы хотим, чтобы вы нам плату увеличили! -- сказал я тогда громко, видя, что мое вмешательство становилось необходимым.
Шум утих.
-- А это еще что?! Полтинника вам мало?
-- Мало! Косарю теперь платят семьдесят пять копеек в день.
-- Так разве вы у меня косите?..
-- Нам все равно, какая работа. Если понадобится -- и косить будем; не откажемся.
Подрядчик замолчал, видимо, сознавая, что на этой почве ему не переспорить нас.
-- Но посмотрите, какие между вами работники!! -- напал он потом с другой стороны, указывая на четырнадцатилетнего мальчика, стоявшего в толпе.
-- Разве таких много?-- закричали мужики.-- Два -- три таких; а нас всех, слава богу, шестьдесят человек!
Подрядчик опять замолк.
-- Так не хотите брать по рублю на харчи?-- спросил он.
-- Не хотим брать по рублю...-- кричала толпа.
-- Не хотите -- и не нужно,-- заметил он совершенно спокойным тоном и ушел к себе в комнаты. А мужики вновь остались ждать, но чего,-- в этот раз уже никому не было известно.
Они расселись на земле группами и шушукались между собою в ожидании подрядчика, а подрядчик словно забыл о нас. Прошло полчаса, прошел час. Солнце закатилось. Начались сумерки.
Наконец из комнат подрядчика вышел на крыльцо старший рабочий и громко возгласил:
-- Кто хочет брать по рублю -- заходи!
Мужики встретили это заявление молча и несколько мгновений сидели на земле, не двигаясь; но вот из одной группы кто-то встал и пошел к крыльцу. За ним поднялись на ноги еще два человека и тоже направились к дому. А минут через пять или десять уже валила целая куча людей.
-- Не толпиться... Не толпиться... Хватит для всех!-- говорил старший рабочий, сдерживая рукою рабочих, поднимавшихся на крыльцо.
Дело не выгорело. Вошел и я к подрядчику.
-- А мне, пожалуйста, дайте Полный расчет; рубля брать не хочу,-- проговорил я, подойдя к его столу.
-- A-а?! Я тебя узнаю,-- ответил он, глядя на меня.-- Это ты разговаривал тогда?! Дам... дам... Сам не хочу тебя держать. Только потом... Сначала выплачу другим.
Часа два спустя я сидел в земляном бараке, где мы обыкновенно ночевали, находясь в Жмеринке, и пристраивал уже свой походный мешок, готовясь на другой день ехать в Киев.
-- Все гроши получили от подрядчика?-- спрашивал меня один молодой паробок, работавший в нашей партии.
-- Все,-- ответил я ему.
-- Так и не задержал ни одной копейки?
-- Не задержал... Как же он мог задержать?
-- Молодчина!-- с завистью воскликнул он.-- А мы с одним карбованцем остались.
-- Кто же вам виноват?.. Не надо было соглашаться.
-- В следующую субботу и я так сделаю, как вы,-- заявил он категорическим тоном.
Но сделал ли он так или нет -- не знаю, так как, уехав в Киев, я после того в Жмеринку более не возвращался.