Сергей Ковалик - обыск в коммуне - сапожная мастерская - 1

Глава шестая

СЕРГЕЙ КОВАЛИК.-- ОБЫСК В "КОММУНЕ".-- САПОЖНАЯ МАСТЕРСКАЯ

 В то время как я плотничал в артели, в январе или феврале 1874 года, в Киев приехал Ковалик. Я был близко знаком с ним, так как он состоял членом американского кружка и знал поэтому вперед, что его прибытие сильно оживит нашу среду.

 Сергей Филиппович Ковалик, если не ошибаюсь, в 1870 году, а может, годом раньше, выдержал экзамен при киевском университете на степень кандидата математических наук и одно время думал получить кафедру по математике в одном из высших учебных заведений Петербурга; но, увлекшись другими мыслями и целями, он оставил навсегда свою учено-математическую карьеру.

 В 1872 году в Мглинском уезде, Черниговской губернии, его выбрали мировым судьей, а потом он был даже председателем с'езда мировых судей. В этот период времени он близко познакомился с Екатериной Брешковской (родители ее были помещиками Мглинского уезда), принимавшей тогда горячее участие в делах местного земства. Попытка Ковалика работать на легальной почве окончилась однако неудачей, так как его избрание не было утверждено в Петербурге. Принужденный оставить город Мглин, он после этого окончательно отдался революционной агитации.

 Подобно ему и Брешковская скоро отстранилась от участия в делах земства и занялась мыслью устроить земледельческую колонию в роде нашей "американской коммуны", с той разницей, что предполагала это осуществить в самой России. Но так как при русских политических порядках подобная затея была, очевидно, неосуществима, то уже к концу 1873 года Брешковская отказалась от нее и тоже всецело посвятила себя революционной деятельности.

 Ковалик обладал блестящими способностями, и мне редко приходилось встречать кого-либо другого, кто, как он, умел бы с таким искусством заинтересовать всякого своей беседой и с такой быстротой входить в умственные интересы собеседника. В нашем кружке среди близко знавших его товарищей он пользовался репутацией весьма умного человека, и в этом, конечно, не было ничего удивительного. Но удивительно было то, что подобную депутацию он завоевывал решительно всюду, куда ни появлялся. Я не забуду того случая, как однажды на вечере у одного исправника, отставного военного, Ковалик привел последнего в восторг своими остроумными сопоставлениями и рассуждениями не более, не менее как о маршировке. "Замечательный человек!" -- восклицал потом исправник, вспоминая о нем. На самом деле гибкость его ума была изумительна. С необыкновенной легкостью приспособлялся он к собеседнику и, став на его точку зрения, не возражал прямо, а делал только вставки и пояснения, неминуемо однако приводившие к выводу, какой был желателен ему. Его спор всегда был оригинален и, как бы ни был горяч, редко сопровождался шумом и громом, как это бывало у других.

 Ковалик ездил на короткое время за границу и, возвратившись оттуда, энергично принялся за организацию революционных кружков среди молодежи, перебывавши в самое короткое время в очень многих городах. Он посетил Харьков, Киев и Одессу, всюду агитируя и ведя пропаганду в пользу своей программы: он был сторонником бунтовской программы. Уехав в феврале или марте из Киева в Петербург, он группирует там вокруг себя несколько человек и вместе с ними отправляется в мае 1874 года на Волгу для деятельности в народе. По пути однако останавливается в Москве и здесь ведет агитацию среди студентов Петровской земледельческой академии. Из Москвы едет в Ярославль, чтобы попытаться организовать кружок среди ярославских лицеистов. Из Ярославля направляется по порядку: в Кострому, Нижний Новгород, Казань, беря адреса от одних к другим и всюду призывая молодежь итти в народ для революционной деятельности.

 На Волге Ковалик работает вместе с другими двумя замечательными людьми -- Порфирием Войнаральским[1] и Дмитрием Рогачевым[2]. Будучи человеком со средствами, Войнаральский помогает всюду: он устраивает мастерские в Москве и Саратове, где бы можно было революционерам изучать ремесла и потом итти в народ в качестве ремесленников; заводит притоны в Саратове, Самаре, Пензе для того, чтобы революционеры могли находить убежища во время преследований со стороны полиции, дает деньги на перевозку книг из-за границы.

 Наконец он входит в соглашение с Ипполитом Мышкиным[3], державшим легальную типографию в Москве, и этот последний начинает перепечатывать у себя запрещенные брошюры. Так, перепечатываются: "История одного французского крестьянина", "Чтой-то, братцы"[4] и много других нелегальных произведений и целыми тюками, в виде несброшюрованных листов, доставляются из Москвы в Самару, Саратов, Пензу и даже в Петербург.

 Войнаральский открыто читает на сходках крестьян революционные брошюры и зовет их к восстанию.

 Что касается Рогачева, то он действовал главным образом в Пензе и Саратове, но во время арестов 1874 года пошел в качестве бурлака вниз по Волге и с тех пор надолго был потерян из виду товарищами. Благодаря его необыкновенной физической силе и ловкости, с которой он избегал арестов, одно время о нем ходили рассказы среди революционной молодежи совершенно как о каком-нибудь мифическом герое.