Поездка за границу - 1

Глава четвертая

ПОЕЗДКА ЗА ГРАНИЦУ.-- ЗНАКОМСТВО С БАКУНИНЫМ

 В Цюрих я приехал в апреле 1873 года и там застал уже целую колонию соотечественников. То была молодежь, по большей части студенты университета и политехникума, состоявшая из девушек, приехавших за границу учиться в высших учебных заведениях, доступ в которые закрыт был тогда для них на родине. Но если в России, несмотря на надзор, в университетах устраивались сходки и заводились кружки, то легко можно себе представить, насколько сильнее должно было проявиться подобное движение среди молодежи, собравшейся за границей, вдали от родины, где не было полицейского надзора и где можно было, не стесняясь, громко высказывать мнения и организоваться в какие угодно кружки.

 Какой цифры достигало количество с'ехавшихся тогда русских, сказать не могу с точностью, но, кажется, оно не превышало трехсот.

 Количество это, без сомнения, затерялось бы незаметно среди населения, например, Парижа, но не так было в Цюрихе. Тихие кварталы этого города возле политехникума, где преимущественно жили русские, совершенно преобразились: всюду слышалась русская речь; кучки молодежи то-и-дело сновали по улицам, громко разговаривая между собою и жестикулируя, к ужасу цюрихчан, не видевших раньше ничего подобного.

 Однако жизнь выражалась не в одном только шуме и песнях. В это время в Цюрихе организовались две русские библиотеки, заведены были две вольные русские типографии; куплен был дом, если не ошибаюсь, тысяч за восемьдесят франков, в котором устроена была кухмистерская и где по вечерам в большом зале происходили собрания и чтения рефератов и лекции, преимущественно Лаврова, проживавшего в это время в Цюрихе.

 Впрочем, я был в Цюрихе тогда очень недолго, а потому не берусь знакомить читателя во всех подробностях с тамошней жизнью русских. Быть может, кто-либо другой расскажет когда-нибудь обстоятельнее об этом интересном времени, я ограничусь лишь самыми общими указаниями.

 Но здесь я должен сделать маленькое отступление.

 Западно-европейское международное общество рабочих или, как его называли, "Интернационал", к тому времени успело уже распасться на два враждебных лагеря: социал-демократический и анархический.

 Социал-демократы -- преимущественно в Германии -- ставили своей практической задачей путем легальной агитации и выборов овладеть постепенно рейхстагом, чтобы превратить таким образом в более или менее отдаленном будущем немецкую буржуазно-конституционную империю в социалистическое государство*! Анархисты признавали необходимым полное разрушение государства, как авторитарного учреждения, отрицали благотворное влияние власти, в чьих руках она бы ни была, и полагали, что действительное равенство может осуществиться только по свободному соглашению между людьми, а никоим образом не путем государственных декретов и реформ. Таким образом первые являлись "государственниками", вторые -- "антигосударственниками".

 Когда эти две враждебные между собою программы были поставлены на выбор русской молодежи, она в громадном большинстве высказалась за анархию. Я не берусь указывать здесь на причины этого явления. Может быть, произошло это оттого, что нам, русским, успело надоесть к тому времени государственное вмешательство и в государстве мы видели скорее врага прогресса, чем пособника; а может, и потому, что мы не имели рейхстага и некуда нам было посылать своих депутатов; как бы там ни было, но повторяю, почти все высказались за анархические теории.

 Но хотя все и были за анархию, однако полного согласия далеко не было. Напротив, когда я приехал, то застал русскую колонию в Цюрихе разделенную на два враждебных лагеря: "лавристов" и "бакунистов". Первые группировались вокруг Петра Лавровича Лаврова, только года за два перед тем бежавшего за границу из Вологодской губернии, куда он был сослан административным порядком в конце шестидесятых годов, бывшего профессора артиллерийской академии в Петербурге и автора известных "Исторических писем". Вторые представителем своим считали Михаила Бакунина[1] -- старого эмигранта, проживавшего в то время на юге Швейцарии, в городе Локарно. Как одни, так и другие, конечно, своей целью ставили разрушение государства; как одни, так и другие признавали только революционный путь борьбы, но на средства достижения революции смотрели различно, и в этом-то и заключались главным образом их разногласия.

 "Лавристы" на первом плане ставили пропаганду социалистических идей в народе, которая должна была подготовить, как им казалось, народную массу к социальной революции.

 "Бакунисты" признавали бунтовской путь, так как, по их мнению, благодаря общему недовольству существующим строем бунт всегда имел шансы перейти во всенародное восстание или, другими словами, в революцию. Но даже в худшем случае, будучи подавленным, бунт все-таки являлся школою, которая воспитывала народ в желательном направлении и революционизировала его, то есть делала способным к созданию революции.

 К этим более или менее существенным разногласиям примешивались еще второстепенные недоразумения, повидимому, совершенно несерьезные, ничтожные, которые однакоже на деле оказались и более серьезными и более важными, чем все остальные. Между "бакунистами" и "лавристами" возгорелась из-за библиотеки страшная борьба, доведенная более ревностными сторонниками до того, что наконец сделалось опасным выходить из дому без оружия.