Одним из самых частых наших посетителей был И. Н. Колесов, который также участвовал в {вышеупомянутых} спорах и криках, доказывая {в них} необходимость бюрократического элемента, которому он, по наивности своей, был вполне предан и который был ненавистен Нарышкину. Мы несколько раз ездили все вместе в Павловск, где и тогда прогуливалось много дам из так называемого полусвета, необыкновенно пышно разряженных в длинные платья и с дорогими шалями, надетыми так, что их концы мели полы. Максутов из шалости приставал к ним, а Колесов, по наивности своей, останавливал его, говоря, что дамы, к которым пристает Максутов, должны принадлежать к высшему обществу. Максутов, шутя, отвечал, что действительно это все маркизы и графини, и затем заговаривал с ними или наступал, как будто нечаянно, на их платья или на концы их шалей, что приводило в страх Колесова.
Максутов, любивший устраивать всякого рода дела и так дурно поместивший земли тестя и, {как уже заявлено выше, так дурно поместивший земли тестя и} жены моей по залогам в откупах и так дурно распоряжавшийся подрядом Вейсберга по Нижегородскому шоссе, задумал женить [Ивана Николаевича] Колесова. H. А. Дивов, женатый на побочной дочери графа Сергея Петровича Румянцева, Зинаиде{}, не имел детей. Муж и жена были очень богаты и взяли к себе на воспитание бедную сиротку Зинаиду Петровну, которую по имени Дивова прозвали Зинаидой Николаевной. Они ее воспитывали в предположении передать ей большую часть своих имений, но, по прошествии 19 лет замужества, Дивова родила сына. В это время состояние мужа и жены Дивовых, по нерасчетливости их жизни, значительно уменьшилось, и они желали поскорее пристроить свою воспитанницу, назначая ей, муж и жена, по 15 тыс. руб. приданого. Максутов находил, что эта женитьба была бы выгодна для Колесова, и уговорил его приехать в Москву по получении письма от Максутова, которым он уведомит о том, как его предположение будет принято Дивовыми. Вскоре Колесов, по вызову Максутова, уехал в Москву. Он воротился в Петербург женихом воспитанницы Дивовых, о которой, впрочем, мало говорил, а в рассказах о своем московском путешествии превозносил красоту и ум жены Максутова, так что можно было полагать, что он влюбился в последнюю, а не в свою невесту, что, впрочем, делало честь его вкусу. Но как бы то ни было, он женился в половине января, и я, проезжая в это время через Москву в Екатеринослав, был его посаженым отцом.
Во II главе "Моих воспоминаний" я упомянул о том, что по желанию главноуправляющего путями сообщения герцога Александра Виртембергского не было дозволено носить усы инженерам путей сообщения в то время, когда приказано было их носить всей пехоте. Инженер-генерал-лейтенант Дестрем, {о котором я подробно говорил в той же главе}, заявив в августе 1848 г., что он, по неимению зубов, не может брить усы, просил, в случае если его хотят удержать на службе, дать ему такой мундир, при котором он мог бы не брить усов. Вследствие этого приказано было всем инженерам путей сообщения носить усы.
Мать Ивана и Николая{} Николаевичей Колесовых, Юлия Самойловнан, жила в это время вместе со своими обоими сыновьями и с сестрою вдовой Татьяной Самойловной Даниловойн. Они нанимали небольшую квартиру на углу Знаменской улицы и Спасского переулка. По отъезде приехавших со мною в Петербург спутников, я переехал к Колесовым, но, заболев, перебрался в гостиницу Демута.
Вторую половину августа я провел в Петербурге, не видав моего начальника графа Клейнмихеля, который жил все лето на даче Сивкова, у Нарвской заставы. Я ездил к нему представляться, но он, перепуганный свирепствовавшею в Петербурге в 1848 г. холерой, почти никого не принимал. Только по окончании эпидемии и по переезде его в занимаемый им в Петербурге казенный дом, я был приглашаем к его обедам и вечерам. Когда я не бывал у него несколько дней сряду, он по-прежнему присылал меня звать к себе, и я по-прежнему часто говорил его посланному, что меня нет дома, и вообще старался бывать у него редко, чтобы избегнуть тех фамильярностей, которые он позволял себе с П. А. Языковым и многими лицами, часто у него бывавшими {и которые описаны мною в IV главе "Моих воспоминаний"}. На вечерах Клейнмихеля я часто встречал графа Д. Н. [Дмитрия Николаевича] Блудова, Берга{} (впоследствии графа и фельдмаршала), И. Р. [Иосифа Романовича] Анрепа и многих других, приезжавших поклоняться временщику. Я бывал на этих вечерах приблизительно один раз в неделю. Поведение Клейнмихеля со своими гостями было {такое же, какое описано мною в V главе "Моих воспоминаний", и поэтому я не буду повторять здесь рассказы о происходивших на них скандалах, подобных описанным мною в означенной V главе}.
Свободное копирование
