А напоследок я скажу… - 9

       9

       В ранней молодости я мало задавал окружающим и себе самому правильных, детских вопросов: почему так? почему именно так, а не иначе? Жалеть поздно.

       А потом оказалось, что наука принципиально не желает отвечать на такого рода вопросы. Они её не занимают. Науке интересно: каким конкретно образом устроен мир; что, от чего и в какой степени в нём зависит? Поглощённый суетой, так и остаёшься до преклонных годов узким специалистом, которому недосуг не то что искать ответы на вопросы о смысле Бытия, но даже задуматься о существовании вопросов. Остаётся только поражаться проницательности булгаковского гения, который, ни рожна не смысля в физике, сделал соответствующие парадоксальные строчки из Гёте эпиграфом своего романа.

       Уважаемая Нина Александровна Латышева, однокурсница и подруга Ниночка Князева в девичестве. Это ж, вспомни, именно ты познакомила меня с великим романом. И вообще сделала для меня гораздо больше, нежели я был способен сделать для тебя. Вряд ли ты понимала, что я до тридцати (да и за тридцать тоже) оставался в житейском смысле совершенным ребёнком, мало приспособленным для принятия рациональных решений. А если и понимала, то всё равно ничего не смогла бы изменить. Всё, надеюсь, к лучшему?..

       Такое ощущение, что я, намереваясь покидать сцену (или кафедру), приступил к раздаче ритуальных благодарностей. Тьфу, не подумайте чего такого! Ещё, надеюсь, успею. А не успею, так перебьётесь. Просто в заключительной главе уже не хочется стеснять себя дисциплиной – ни в жизни, ни в тексте. Жизнь, если под нею понимать цепь значимых для её обладателя событий, практически завершена. Не только первый, но и второй тайм уже отыгран. Идёт добавленное Судиёй время, и живёт ваш покорный слуга за счёт тех, кто не дожил до среднего для российских мужиков возраста. Овертайм. Где-то среди прочих бумажек валяется официальное удостоверение об этом: пенсионное удостоверение. Там же, видимо, где книжечка ветерана труда и другие собранные за жизнь знаки казённого внимания. Остались воспоминания и рассуждения – то, что принято считать старческим брюзжанием. Это и сетевые собеседники отмечают, грех отрицать их правоту. Куда-то запропастилась всегдашняя моя самоирония, а повесть поневоле приобретает некоторые черты эссе – видимо, это ещё один верный знак, что пора завязывать.