* * *
Под Новый год и на Пасху Аида сзывала гостей.
За огромным столом, украшенным самоваром, тесно прижимаясь друг к другу, сидели гости, разношерстный народ, незнакомый друг с другом. В жизненный план Аиды входило загребать все, что попадалось по дороге, и потом расставлять полезные фигуры по своим местам, как на шахматной доске.
Под Новый 1983 год я привел к ней Игора. Вскорости он стал ее личным шофером. Беспутный парень, не пропускавший ни одной доходной юбки, к обоюдной выгоде хозяйки стал приводить в «салон» влиятельных людей Парижа.
Картинная галерея Аиды состояла из кучи ничтожных по качеству художественных произведений, с преобладанием «церквей» и «русских зим», но в этом мусоре попадались и форменные шедевры Зверева, Яковлева, Ситникова.
Стоп, шаг назад, а лучше два, по-ленински, разобраться!
Советская власть из-под полы торговала матрешками.
Искусство, причисляемое к тайникам бесклассовой души, пытались обуздать арестами и налогами.
В начале 70-х на западном базаре появились робкие коммерческие попытки верных друзей советской страны. Возникли галереи Бар Гера в Кельне, «Гамаюн» на Мальте, Басмаджан в Париже, галерея «Октябрь» в Сан-Франциско с «владимирскими перелесками».
Парижский магазин был записан на французов армянского происхождения, а за столом сидел кругленький, с пушистыми усами поэт Гариг Басмаджан, ученик советского университета. На пороге галереи бренчал на гитаре Толя Путилин, работавший художником и вышибалой. В подвале на реставрационном конвейере трудились Коля Павловский и Владимир Котляров-Толстый.
Неважно, кто дал подъемные деньги, важно, что инициатива создания магазина исходила от просвещенных московских друзей, художников Кирилла Дорона, Юрия Купера и Ильи Кабакова, мечтавших о пропаганде русского авангарда на Западе. «Идею» московского подполья очень быстро освоили «культурные советники» советского посольства и «выездные академики», далекие от прямолинейной политики западных маршанов.
Пять лет подряд я глупо и беспокойно вешал картины в больших салонах и выставлялся в бездоходных галереях.
Если советский зритель смотрит на современную живопись как на опасное моровое поветрие, как на нашествие чумы или колорадского жука, которого надо убивать на лету, то западная публика поражает своим равнодушием к вывертам артистов, дожидаясь сигнала присяжных критиков и директоров музеев для атаки и закупки.
В 1982 году армянин Басмаджан купил у меня акварель за 500 франков, а у ленинградца Леонова сразу две картины. Бродячему фотографу Тилю вставил новые зубы. Толстому купил модный и совершенный фотоаппарат. Путилину оплатил курсы вождения и автомобиль. Однажды при мне он сказал: «Павловский, скажи сколько нужно денег, — дам!»
Настоящий меценат!
Советский дидактический «изофронт» вообще не предусматривал торговой отрасли, а интерес к нелегальному феномену был чисто любительский и подчинен политической разведке, а не коммерции.
В Париже, после позорных провалов А. Д. Глезера (1975–1980), открылся магазин Басмаджана. На одной стене висел вид армянских гор, на другой огромное полотно живописца Тулина «Гудровка шоссе», а в углу папка с рисунками Кабакова и Вейсберга.
В торговой практике бутика преобладали армянские картины, но видное место занимала и «сретенская группа» Кабакова, через которую шла связь и закупка нелегального товара в Москве.
О Басме возьмем пошире: у меня с ним крепкая связь.
Почему торговец с коммерческими интересами советской России вставлял зубы парижским клошарам и оплачивал убыточные издания русским графоманам?
Потом — парижские скваты!
Новаторы? Центр созидания или жалкий вертеп?
Свободное копирование
