Красивая жизнь парижской богемы - 1

Часть девятая

«Артклошинтерн»

Как капитал приобрести и невинность соблюсти.

М. Е. Салтыков-Щедрин, 1877

1. Красивая жизнь парижской богемы

Искать контакты с французами я начал сразу по приезде в Париж. В первую очередь я искал профессиональную среду, не забывая и о «народе». В городе сплошных кафе и забегаловок я не находил ни одной, где собирались бы вершители судеб искусства. Чем больше я слонялся по Парижу, просиживая часы то в одном знаменитом кафе, то в другом, тем все больше меня удивляло отсутствие художественной атмосферы в мифическом городе, ее создавшем. В известное и дорогое «Клозри де лили» на бульваре Монпарнас иногда забегали матерые знаменитости театра, литературы, телевидения, искусства, чтобы отведать рыбное блюдо с очередной поклонницей или поклонником.

Любители и туристы занимали стратегические места пивного бара с вызывающе блестевшими медными этикетками на столиках — «Ленин», «Троцкий», «Пикассо» и шептались: «Смотри, смотри, прошел Леотар с бабой!», «Эй, смотри, Эдерн-Алье вырядился как петух!», «Смотри, Питер Классен совсем поседел!».

Можно было заказать кружку пива и сидеть в углу за «столиком Ленина» час-два, пока не появлялся тапер и заглушал весь разговор, стукая по клавишам старого пианино.

Иногда, изображая из себя богему — шаровары в краске, сандалии на босу ногу, свитер с дыркой на локтях, — в бар заходила пара знаменитых карикатуристов: Плантю и Виллем, живших в дорогих ателье Кампань-Премьер напротив. Они выкуривали по сигарете, выпивали по кружке пива и убегали к себе, где холодильники ломились от питья и жратвы. У них это называлось «выйти в люди».

В правом углу пивного бара постоянно заседал с потертым портфелем Ваня Коновалов, пожилой дядя, сын последнего царского министра просвещения. Он кадрил девиц, предлагая им граммофонные «сорокопятки» с большой скидкой — песенки Брассенса, Трене, Монтана. Зажиточный дядя не упускал случая нажиться на торговле грампластинками в случае решительного отказа.

Я обошел все знаменитые кафе, и везде был пустой номер.

Встречи с британским предпринимателем Джорджем Батлером, меланхоликом, рисовавшим акварели с натуры, с артистом современности, минималистом Жан-Марком Филиппом, увлекательно рассказывавшим о своей жизни в Нью-Йорке, где обкатывал свой талант по галереям Манхэттена, и с корректоршей из издательства «Фламмарион» Ритой Мариянчик, приведшей меня в ателье известного фотографа Вильяма Майвальда, ни к чему не привели.

Ко мне приходили именитые профессора Мишель Родд и Пьер Берж, расписавший потолок оперного театра по эскизам Шагала. Со свойственной французам любезной улыбкой они расхвалили мои картины, пригласили на ответный обед с дорогим вином, но дальше обмена любезностями дело не пошло. Как только раз я заикнулся на вернисаже мосье Родда о знакомстве с галерейщиком, он панически сжался, перешел на шепот и прекратил разговор.

Встречи с этими профессионалами от искусства были совершенно пустыми и лишенными смысла. Они тряслись за свои завоеванные в битвах места, как огня опасаясь непрошеных конкурентов. Их совершенно бесплатные похвалы, советы и тосты «а-ля вотр» ничего мне не давали.

Несколько лет подряд (1977, 1978, 1979, 1980) я встречался с итальянкой Жиллой Давид и ничего, кроме глупых советов, не получил.