* * *
Всю дорогу к Москве, в вагоне, я пытался перебрать короткую жизнь брата и составить свое представление о постигшей его смерти. Слова матери «они его убили» не давали мне покоя.
В 1948 году Шурке вязали «дело Жмуркина» — разбой с целью завладения государственным имуществом, по предварительному сговору группы лиц — и судили показательным Народным судом. Я сидел на лавке первого ряда, рядом с бабушкой и теткой Марфой, одетой в черное. За окном нарсуда сияло солнце, а на скамье подсудимых сидел брат Шура, наголо стриженный, в солдатской гимнастерке и суконных брюках. То и дело подскакивал защитник, убеждая нас, что срок будет минимальным. Брат говорил «да» или «нет», к общему удовольствию судьи и заседателей, прокурорам защиты.
Он и подростки Лужецкий и Храмченко, грузившие ворованное барахло, получили по семи лет.
Меня интриговало второе дело Ванька Чубаркина, осужденного на пятнадцать лет.
Чубаркины были хорошо известны на Болоте. Все семеро промышляли воровством и мелкой работой. Мой ровесник Владек одно время ходил в школу, а потом пропал по тюрьмам. Самого старшего из тюрьмы выпустили немцы. Тюрьма образовала в нем проходимца без страха и упрека, лишенного семейных связей и гражданских прав. От мобилизации в полицию он скрылся в лесу, а когда Красная Армия вошла в Брянск, из леса не вышел, опоздал или не хотел — не знаю.
В лютую зиму 1945 года в балаган, где мы ютились, постучались чужие. Я и Маня, караулившие раскаленную буржуйку, было затаились, но в окошко погрозили пальцами, и я сбросил промерзший крючок.
— Вы что, испугались соседей? — сказал дядя в дырявом полушубке. — Не бойтесь — мы погреться и пожрать. Ставь на стол чугунок.
Чужаки съели нашу кашу и засмолили вонючие самокрутки.
— А теперь покажи, где Шурка прячет патроны? Карабин и патроны лежали под топчаном.
Постарше щелкнул затвором, прицелился и выпустил из рук.
— Трофейные, пригодятся!
Бандиты забрали мешок с боеприпасами и скрылись в пургу.
По словам брата, к нам заходили Ванек Чубаркин и Костя Жмуркин.
Герой Сталинградской битвы Анатолий Васильевич Булычев, муж моей тетки Саши, держал на базаре пивную. В запущенных условиях оккупации, пивная стояла без движения, а теперь раскачалась, превратившись в доходное место торговли краденым барахлом.
Маргаз новых горизонтов и орден за успешное поведение на войне.
У него я опять видел Жмуркина, Чубаркина и Понятовского, видных и опасных людей тех времен.
Ян Понятовский — из польских беженцев, без вести пропавших в Сибири, вечный скиталец «детдомов» — попался у немцев на воровстве.
Арестовали троих, Храмченко, Лужецкого и брата Шуру.
Брат был слеплен не из того теста, чтобы сломаться под пыткой каленым железом и выдать товарища, каким бы преступником он ни был. Однако опытному следователю ничего не стоило запутать подростка словесно и вывести показания на следы настоящих злодеев, которых брат знал. Получалось так, что все трое подследственных выдали имена настоящих грабителей, а пострадал один мой брат!
Я легко представил картину преступления на клубном балконе, в ночь на Новый год. Народ пил и бесился, визжала радиола. На балкон вышли Чубаркин и Шурка, а вернулся один Чубаркин. Час сидел за столом, пока Нина не спохватилась мужа. Брата нашли на мостовой с перебитым позвоночником.
Нет, все — шито-крыто, все — железно!
Шурку толкнул с балкона Чубаркин.
Я знал этот клубный балкон с толстопузыми балясинами, покрытыми корками льда. Не дай Бог, попасть в положение прижатого в угол — один легкий толчок в спину, и человек падает вниз, как мешок с песком.
Свободное копирование
