1.9. Иностранные языки
Отец познакомил меня с латиницей в 1938 г., когда я с недоумением увидел на фонарях надпись «H;TEL METROPOLE». Не прошло и года, как я ознакомился с греческим алфавитом и с готическим письмом, сам стал придумывать разные алфавиты, например, древне-собачий и древне-кошачий, а в четырнадцать лет пробовал писать по-русски буквами и лигатурами арабскими, корейскими и деванагари. Сравнительные знания о разных языках я черпал из советской «Литературной энциклопедии» (1929 – 1939) и из «Словаря иностранных слов» (1926), в конце которого имеется замечательный раздел (приложение) «Иностранные слова и выражения, сохраняющие в русском литературном языке своё подлинное начертание и произношение». Все 762 статьи этого раздела я читал сотни раз и знал почти наизусть; использовал их в своих сочинениях.
Важным стимулом для сравнительной лингвистики был девиз «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» на нерусских языках советских республик, пользовавшихся кириллицей и латиницей (кроме Грузии и Армении). Эти слова помещались на лентах герба, на шапке газеты «Известия», одно время на банкнотах.
После войны в нашей домашней библиотеке обнаружились самоучители: 1) дореволюционные – Туссена и Лангеншейдта; 2) советские – «Le Franсais par correspondence» (для заочников) и им подобные на других языках. Учебник латинского языка (дореволюционное издание) появился у меня в школьные годы, а в студенческое время – советские учебники латыни и многих иностранных языков, переводные словари.
Я различаю на письме почти все европейские языки и быстро нахожу ошибки, сделанные российскими авторами в иноязычной библиографии, в резюме, в транскрипции. Всё это пригодилось мне при работе редактором. Но авторам и читателям мои старания не нужны, они таких ошибок не замечают.
Я в шоке от того, когда, например, «переводят» китайские имена с английского или французского, игнорируя транскрипцию Палладия (самый яркий и возмутительный пример – превращение Сычуани в Сезуан. Я даже написал об этом в театр Любимову, но ответа не получил). Я интересуюсь этимологией, я задумываюсь о происхождении каждого слова, которое употребляю, ищу его параллели в других языках. Я ненавижу народную этимологию, мне противно любое невежество, претендующее на знание и объяснение. И, наконец, лингвистические интересы прекрасно соединились у меня с географией в топонимике.
Моё увлечение языками не было связано со стремлением говорить на них. Любой советский человек без всякого изучения немецкого языка мог крикнуть «хальт!» и «хенде хох!», а большего от бойца и не требовалось. Советская школа не помогала овладеть разговорным языком, а всячески затрудняла это дело. Общаться и переписываться с иностранцами было негде, незачем, опасно или запрещено.
Не раз я начинал изучать английский язык, но бросал, потому что не видел перспектив его применения. Мне было жалко отрывать время от своего творчества. Главное – быстрее написать то, что я сам сочинил, а прочее можно прочитать когда-нибудь позже. (Но это «позже» для меня так и не наступило). Я не ожидал, что СССР крахнет и государственные границы откроются. Когда это случилось, я пожалел, что не знаю английского, но когда стал ездить по заграницам, убедился, что для моего рода путешествий достаточно знать 19 слов на английском или местном языке. Я и в путешествиях по своей стране почти не общаюсь с местными жителями. Об их жизни я узнаю не с их слов, а по виду ландшафта. (Этим методом пользуется и мой ученик В.Л. Каганский, но он более общителен).
Мои работы, считающиеся научными, написаны без малейшего использования иноязычных источников. Более того! Большинство работ и на русском языке, фигурирующих в библиографии, я не использовал, а вставлял их только для приличия. Да, я держал эти статьи и книги в руках, перелистывал, но привлекал их после того, как написал свою работу. Я стал оригинальным, независимым мыслителем и автором благодаря изоляции не только от мировой науки, но и при игнорировании трудов своих соотечественников и коллег.
Свободное копирование
