В камере шла обычная жизнь. Одних забирали и помещали других. Наблюдая и разговаривая с сокамерниками я сделал интересный вывод, что большинство из них, в том числе те, кто попал сюда без совершения преступления, активно поддерживали существующий режим. Они, в основном, не нанесли прямого ущерба стране в которой проживали, и их преступления были по своему масштабу мелкими, и тем не менее, почти все боялись рассказать о своих правонарушениях.
Наступление нового 1951 года прошло в нашей камере почти незаметно. Никто конкретно не отмечал эту дату, поскольку все хорошо понимали, что в скором времени предстоит отмечать ее в одном из лагерей. Соблюдая традиции, мы поздравили друг друга, подняв кружки с кипятком, полученном на ужин.
Через несколько дней дверь камеры отворилась, и надзиратель прочитал фамилии четырех заключенных, среди которых была и моя. Он сказал, чтобы мы были готовы к отъезду и поэтому, должны собрать все наши вещи. Я быстро попрощался со всеми и пожелал им здоровья. Они знали, что меня доставят в суд, и больше мы никогда не встретимся. Минут через десять надзиратель пришел опять и, открыв дверь, сказал:
- Давай! Пошли с вещами.
Трех человек повели в суд, а меня доставили в камеру, в которой находились те, кто был приговорен. В таких камерах обычно содержат от двух до четырех человек. Мы церемониально поприветствовали друг друга поклоном. В камере было очень холодно, что напомнило мне о карцере.
- Рад встретиться, - сказал сокамерник. Меня зовут Степан Захаров.
- Я также. Меня зовут Джо Лернер.
Он был врачом по специальности и находился в камере приговоренных уже месяц, сказав что его дело завершено и он ожидает приговор либо суда, либо Особого совещания. Захаров выглядел весьма удрученным.
- По всей вероятности, меня приговорят к высшей мере наказания, - сказал он.
- Этого не может быть. Ведь недавно Президиум Верховного Совета отменил смертную казнь, - сказал я.
- А ты получил приговор суда?
- Пока нет.
- Не беспокойся. Если твоим делом не будет заниматься гражданский суд, то по всей вероятности, тебя уже приговорило Особое совещание в Москве. Нас скоро вызовут для объявления решения.
Каждый заключенный питал надежду, что возможный смертный приговор будет заменен пожизненным заключением в лагере. Слухи об отмене смертной казни постоянно муссировались в среде заключенных в камерах смертников, поэтому все, кто находился в них, были полны надежды остаться в живых.
Захаров рассказал, что осужден за измену. Не раскрывая тему, он лишь сказал, что во время войны был в армии генерала Власова. Его забрали из камеры неделю спустя, и по всей вероятности, он получил пожизненный срок заключения в лагерях каторжного режима.
На следующий день меня привели в контору тюрьмы и начальник этого заведения зачитал решение «суда»:
- Настоящим меня уполномачивают сообщить, что специальная сессия Особого совещания МВД гор. Москвы приговаривает вас к 25 годам трудовых работ с отбыванием срока в лагерях особого режима. Вы обвиняетесь в шпионаже, в помощи иностранной державе, во враждебных действиях против СССР, в том числе в активной антисоветской агитации и пропаганде.
Приговор означал мое пожизненное заключение. Суровость наказания за мнимые обвинения была абсурдной и звучала неправдоподобно.
Читавший приговор протянул мне бланк и сказал:
- Распишись здесь.
Я отказался ставить свою подпись.
- Что за причина твоего отказа расписаться?
- Меня судили в моем отсутствии.
- Но это приговор суда, Особого совещания в Москве. Тебя приговорили к двадцати пяти годам работы в лагерях особого режима.
- Дайте мне прочитать решение. Я желаю его прочитать лично. Почему вы отказываете мне в этом?
- Мы не даем приговор суда в руки наших заключенных. Мы только зачитываем таковые, и этот документ последует за тобой в папке твоего личного дела.
- Я не буду его подписывать.
- Дело твое. Тебя приговорили. Уведите его.
Свободное копирование
