Возвращение с войны - 1

Глава 15. Возвращение с войны

Когда война закончилась, у меня было два немедленных желания: выздороветь и уехать домой демобилизованным. В исполнении первого я преуспел после того, как врачи в Генте идентифицировали заразивший меня вирус, и еще больше преуспел, когда майор Морган, «коновал» Королевского полка, заботливо мобилизовал ящик виски и, в нарушение правил всех госпиталей мира, контрабандой доставил в мою палату. Он ободряюще таился под моей кроватью, пока я полностью не поправился, что совпало по времени с опустошением последней бутылки.

Демобилизация заняла чуть больше времени.

Меня направили обратно в батальон, располагавшийся теперь в Амерсфорте и Дорне, в Голландии, и охранявший двадцать тысяч немецких военнопленных. Службу трудно было назвать утомительной, главной заботой стала реабилитация и поддержка боевого духа солдат. Настроение офицеров было превосходным и соответствовало нашим бытовым условиям. Роты B и D имели собственную офицерскую столовую в одном из замков Дорна, где для восьми офицеров кроме ротных поваров готовили еще и два голландских шеф-повара! В яхт-клубе на близлежащих красивых Лострехских озерах мы организовали центр досуга . Голландцы излучали дружелюбие и благодарность. Привлекательные юные леди, коих было немало, проявляли к нам, канадцам, большой интерес. Наши застолья – восполнение потерянного времени – были поистине запоминающимися событиями.

В довершение этих радостей мне была оказана высокая честь. Мой командир, Стив Летт, позвонил и сообщил, что мне предлагается должность командира 1-го батальона Собственного Королевского полка. Трудно было бы представить большую награду и более соблазнительное предложение. После пяти лет в полку я глубоко привязался к нему, с годами это чувство не угасло. Командовать одним из его батальонов было весьма заманчивой перспективой и высокой честью.

Однако, множество причин побудило меня отказаться от этой чести. Я не собирался делать военную карьеру, так что это назначение и, следовательно, присвоение звания подполковника не было так важно для меня с точки зрения перспективы. Кроме того, я хотел вернуться в Торонто, где в моей помощи крайне нуждался наш семейный бизнес.

В ответе Стиву Летту, с сожалением отклоняющем столь лестное предложение, среди аргументов был упомянут еще один. Я объяснил, как возмутила меня информация о том, что британские военные корабли охотятся за судами, перевозящими в Палестину выживших в концлагерях иммигрантов. После того, как стало известно об этой акции британского правительства, сказал я ему, меня часто посещала мысль об увольнении из армии в знак протеста. Командир выслушал меня с глубоким пониманием, но посоветовал не увольняться, аргументируя тем, что я намного больше помогу евреям в качестве заслуженного канадского офицера. Он выразил уверенность, что средний канадец симпатизирует сионистам, и в этом оказался прав.

Была и еще одна причина отказа - 1-й батальон должен был дислоцироваться в Германии. Сама мысль о службе в этой стране вызывала отвращение. В течение короткого времени, проведенного на германской земле в качестве боевого офицера, я не возненавидел забитое и напуганное гражданское население, с которым там столкнулся. Я не испытывал большой злобы к взятым в гарнизонах немецким пленным, которых мы охраняли. Для меня это были обычные солдаты. Я чувствовал, что они, в общем, лишь немногим хуже большинства людей, с которыми конфликтовали евреи. Если есть какое-то особое чувство, которое я питаю к немцам, то это сожаление об их наивности, столь дорого обошедшейся миру и им самим.

Без сомнения, однако, я ненавижу нацистов. Я ненавижу элитные нацистские организации – "Гитлерюгенд", дивизию "Герман Геринг", СС, "Зеленых Рубашек" и им подобных. Эти не заслуживают снисхождения. Продвигаясь по Европе, наши наступающие части сталкивались с такими проделками нацистов, что виденное на поле боя казалось менее ужасным. Один за другим были освобождены нацистские лагеря смерти, в которых из миллионов загнанных в этот ад мужчин, женщин и детей осталось несколько десятков тысяч похожих на скелеты созданий. Как и весь мир, я, оцепенев от ужаса, разглядывал сделанные там фотографии зверств, выходящих за пределы всякого здравого смысла. Еще большее негодование вызывало то, что огромная часть этих замученных были евреями, как и я сам. У меня не осталось ничего, кроме отвращения к нацистским извергам, творившим эти «искусные» зверства, и я не хотел служить в стране, где свободно и безнаказанно разгуливали многие из этих людей.