Теперь прибыла и выдвинулась вперед рота B. Она заняла Виммершов без особого сопротивления. Мы тоже пошли на Виммершов, где, смертельно уставшие, забрались в подвал сельского дома. Нетрудно разместить в подвале целую роту, если в ней не более тридцати шести бойцов. Солдаты приволокли мне кровать, на которой я устроился. Остальные легли на полу.
Я выдохся. Боль в теле. Еще больше в душе. Ни до, ни после не было у меня дороже и ближе солдат, чем те парни из роты D. Они поверили мне, я сделал все, что в моих силах, чтобы оправдать доверие. Плохо спалось в эту ночь несмотря на усталость
Мы были в жалком состоянии после Мушова. Я был единственным офицером и почти не имел сержантов. Рота понесла ужасные потери и нуждалась в срочном отдыхе, пополнении и переформировании. Казалось и думать нельзя о немедленном продолжении боевых действий. Однако, в приказе на следующий день командир объявил, что батальон, включая роту D, должен двигаться вперед и освободить Хочвальд. Я был потрясен и сказал ему, что у меня всего тридцать шесть солдат, один сержант и ни одного офицера, что рота не может воевать. Он сочувственно кивнул, но приказ не отменил, только сказал, чтобы мы следовали позади остальных рот и участвовали в меру своих сил.
С трудом помню, что произошло в следующие пару дней. Я был почти без сознания. Лихорадка свирепствовала, я был измотан физически и душевно. Но могу сложить кусочки дня, чтобы получить точную картину. Пока батальон шел через Балбергер Вальд в Хочвальд моя рота шла за ротой B, шедшей в свою очередь за танками. Внезапно впереди раздались взрывы, сопровождаемые криками и стонами. Один из танков напоролся на теллер-мину, вырвавшую трак, лишив его возможности двигаться. В то же время разведчики роты В попали на минное поле. Несколько человек наступили на противопехотные мины, им оторвало ноги. Один из танкистов поврежденного танка выпрыгнул наружу и тоже наступил на противопехотную мину. Раненые катались по земле в судорогах, пытаясь заглушить стоны. Но, разумеется, стоны усиливались, раздавались снова и снова, пока их товарищи безуспешно пытались вколоть им морфий, чтобы заглушить боль.
Я прошел вперед посмотреть что происходит, почему мы остановилось. Растерявшиеся танкисты и рота В не были готовы продолжать движение. Я приказал командиру танкистов двигаться вперед и проложить нам путь. Он растерялся, а ведь в самом худшем случае мина могла всего лишь вырвать гусеничный трак, и отказался выполнить приказ, сославшись на то, что его танки не являются подразделением нашего батальона, «просто поддержка», это не обязывает его выполнять команды наших офицеров. Я поговорил с командиром батальона. Он поддержал меня, но командир танкистов отказался сдвинуться с места. Наш командир обратился к командиру танкистов – не помогло. Спор был долгий и ожесточенный. В какой-то момент я вынул пистолет и пригрозил расстрелять командира танка, если он не пойдет вперед. Но он оказался не менее храбрым и отказался подчиниться даже под угрозой. Я связался с полковником снова. Время уходило, наше продвижение застопорилось, тормозя все наступление в целом. Ситуация была критической. Почти безнадежно полковник сказал: «Я оставляю решение за вами. Ищите выход.»
Поскольку танки отказывались двигаться вперед, а в роте B упал боевой дух, оставался единственный вариант – выдвинуть вперед остатки моей потрепанной роты. Это казалось очень несправедливым, однако делать было нечего. Я имел право настоять на вызове саперов для разминирования, но мы потеряли бы драгоценное время и не смогли бы компенсировать задержку.
Я собрал солдат роты D и сказал, что мы возглавим движение. Солдаты были свидетелями спора и понимали ситуацию. Возможно они были возмущены, как и я, но приняли ответственность без единого звука. Постоянные стоны раненых, подорвавшихся на минном поле и покалечившихся на всю жизнь, были жестоким напоминанием о тяжести этой ответственности. Мы собирались двигаться с максимальной осторожностью, зная, что стоит на кону.
Решили посовещаться. У кого есть идеи? Я всегда просил своих солдат высказывать предложения, что, может быть, непривычно другим офицерам, но определенно эффективно. Я спросил: "Если бы вы засевали минное поле в лесу, где бы вы закладывали мины?". В ответ услышал, что большая помеха - корни деревьев. Я ухватился за эту мысль. Точно! Никому неохота укладывать мины под корни деревьев. Где много корней? Конечно у основания дерева.
Вопрос был решен. Мы двинулись на глазах колонны. Начали продвигаться вперед, прыгая от дерева к дереву, стараясь приземляться около самого основания. Это не так трудно, как кажется, если деревья растут густо. Возможно это выглядело уродливо, напоминало какой-то странный балет, но хитрость сработала. В течение напряженного и страшного часа мы преодолели минное поле без единой потери.
Потом последовало два события.
За участие в Хочвальдском бою меня наградили орденом «За Выдающиеся заслуги».
Позже, спустя годы, я пришел на разбирательство к заместителю главы Департамента скоростных дорог Онтарио, человеку по имени Аллен. У меня были трудности с планированием торгового центра в Торонто. Мои эксперты изложили дело. Инженеры департамента высказали противоположную точку зрения. Тогда Аллен сказал, отвергая предложения своих же инженеров: «Вы видите этого человека – Дункельмана? У него есть основания просить!» Воцарилось недоуменное молчание. «Видите ли, - объяснил он, - я шел с ним через Хочвальд. Мы, саперы, потеряли половину солдат. Я не знаю как прошел там он».
Насколько я помню, это был единственный случай, когда я получил реальную выгоду от своих военных приключений.
У меня был посыльный - человек с запада, по имени Парадиз, один из ветеранов роты. Умный, смелый и надежный. Когда мы наступали через лес, я подозвал его. «Вы теперь сержант», - сказал я. Ему это не понравилось, он не хотел повышений. Я настаивал. Не только потому, что не хватало сержантов. Я думал, что это повышение и, как следствие, сержантская школа - способ обезопасить его. После той бойни, которую мы перенесли, я как минимум должен был постараться спасти выживших.
Мы шли вперед, прячась за буграми, извлекая максимум возможного из этих прикрытий, пока один из моих разведчиков не попал под огонь. Со мной был офицер из пополнения, я попросил его взять несколько солдат и зайти с другой стороны посмотреть, кто стреляет. Парадиз вызвался, как его сержант, помочь офицеру. Они обошли фланг, как я им сказал. Но неопытный и возбужденный офицер повел их вокруг незащищенной стороны бугра прямо под вражеский огонь. Парадиз был убит.
Нет нужды говорить, что недалеко бы мы ушли во всех наших наступлениях без горячей пищи и боеприпасов, которые обеспечивала нам замечательная группа под командой ротного старшины Билли Айвса и ротного сержанта-квартирмейстера Салтстона. Я хорошо помню, как Билли Айвс принес горячую пищу под вечер того дня, когда мы попали на минное поле. Я никогда не узнаю, как он прошел через него. Однако как бы тяжело ни трудились наши повара, ничего похожего на домашнюю кухню у них не получалось. После взятия Хочвалда, мы отдыхали в Рейчвалде и там я получил чудесный сюрприз: одну из великолепнейших маминых посылок с множеством деликатесов, включая прекрасную "салями". Насладившись несколькими кусочками, я повесил остальное на ветку над моей землянкой. Позже, выйдя отрезать еще, я увидел что "салями" исчезла.
Я видимо сошел с ума. Иначе мое поведение объяснить невозможно. Я приказал старшине построить роту, так как был уверен, что один из них, моих лучших друзей и верных однополчан, украл мою "салями"! Я ходил перед строем взад-вперед Бог знает сколько времени, рассуждая о том, как неблагодарно они обошлись со мной, а я считал себя их другом, заботился о них, и т.д., и т.д. Когда я высказал все, что должен был сказать, отпустил их расстроенных и вернулся в землянку, то чуть не подпрыгнул, наступив на что-то, лежащее на земле. Отшвырнув листья, я нагнулся и обнаружил пропавшую "салями". Она просто свалилась с ветки.
Мне было безгранично стыдно и досадно и не хватило смелости признать ошибку. Вместо этого я спрятал "салями" и никогда не вспоминал о происшедшем. Если эти строки читает кто-нибудь из получивших тот незаслуженный разнос, надеюсь, мои запоздалые извинения будут приняты.
Свободное копирование
