В 6.15 утра 17 сентября Королевский полк завел двигатели и двинулся к месту сбора. Целью был захват северной части города. Точно с 8.55 до 9.55 шла мощная бомбардировка с участием сотен тяжелых и средних бомбардировщиков. Все это время наша артиллерия обстреливала позиции врага, которые вскоре покрылись дымовой завесой. Двигаясь вперед, мы видели, как бомбы падали на цели. Подойдя на четыре тысячи ярдов, мы подняли головы и увидели эскадрилью бомбардировщиков, приближающуюся к нам с открытыми бомболюками. Не было ни малейшего укрытия и мы поняли, что это конец. В последний момент два больших "Ланкастера" спикировали под самые носы бомбардировщиков и увели их к более подобающим целям.
Теперь, чтобы дать нам подойти еще ближе к вражеским позициям, вместо бомбардировщиков заработала артиллерия. Было задействовано не менее трех полков тяжелой артиллерии, восемь полков средней и два полка тяжелых зениток. Для ближней поддержки использовались также штурмовики "Тайфун". Стрелковые роты под таким мощным огненным одеялом успешно достигли стартовых рубежей практически невредимыми.
Нужно было пройти одну за другой множество укрепленных огневых позиций. Мы захватывали точку за точкой, искусно перемещая вперед огневую поддержку. Противник держался цепко и только большая храбрость двигала наши роты вперед. Бой длился полных пять дней, и все это время наши минометы поливали концентрированным огнем все, что требовалось.
Замечательно продемонстрировал превосходство наших минометов и виртуозное искусство их расчетов сержант Корриган. Ему удалось бросить мину в вентиляционную шахту главного немецкого арсенала, который взлетел на воздух с очень приятным грохотом. Сержанта Корригана, что было довольно естественно, прозвали после этого «С одного выстрела». Я также помню моего старого соратника Дона Хогарта, хромого и полусумасшедшего, разъяренного боем, стоящего посреди улицы, полностью просматриваемой немцами, и направляющего огонь своих противотанковых ружей прямо около амбразур.
Помню Джорджа Бина, дважды раненного, ведущего в атаку солдат, превозмогая боль.
После того, как гарнизон сдался, последний веселый штрих был нанесен одним из сержантов, который вывел группу пленных странным образом нарядившись. По только ему ведомым причинам, капрал был в шелковой шляпе и играл на «освобожденной» им скрипке вальс "Конькобежцы». Пленные, приплясывая, следовали за ним. Видимо мы все слегка тронулись.
К 22 сентября 185 офицеров и 8 500 военных других рангов были взяты в плен двумя бригадами, Булонь была полностью освобождена после пяти дней непрерывных боев. Это был настоящий подвиг. Я, конечно, предвзятый наблюдатель, но сомневаюсь, что какая-либо другая пехота мира могла бы этого достичь.
Собственному Королевскому пехотному полку не дали никакого отдыха. В шесть часов вечера 22 сентября рота А и саперный взвод уже были направлены в Кале.
29 сентября мы двинулись в решающую атаку на Кале. Морально немецкий гарнизон был уже сломлен падением Булони и сдачей мыса Серый Нос. После того, как тяжелые бомбардировщики обработали врага, наша атака была встречена белыми флагами. Формально немецкий командир сдался 30-го. Самолюбие его было удовлетворено. Мы взяли семь тысяч пленных в Кале, но самое главное было то, что Па де Кале был полностью очищен, все пусковые установки Фау-1 и позиции тяжелых пушек, простреливающих Канал, были захвачены. Английскому побережью и Лондону больше не угрожали разрушения от самолетов-снарядов.
Свободное копирование
