30 июня состоялась церемония. Стоял прекрасный день, и народу собралось довольно много, потому что производилось одновременно четырнадцать докторов. По чешской традиции профессора, которые проводили эту церемонию, были в великолепных мантиях, кандидаты же выступали в гражданских костюмах, без каких-либо псевдосредневековых плащей. Главным моим промотором (руководителем) был профессор Пражак, милый человек, он читал очень хороший курс по чешской литературе, а позднее, при немцах, возглавлял Национальный комитет, который руководил затем Пражским восстанием. Кроме владыки и архимандрита Исаакия из почетных гостей пришла графиня Панина, пришел Николай Иванович Астров, последний городской голова Москвы, А. Л. Бем, Е. А. Ляцкий, Горак сам участвовал в церемонии. Присутствовало множество моих коллег и все члены кондаковского Семинария, который стал уже называться Институтом. Мне поднесли много цветов, и я пребывал в недоумении, что с ними делать, но княгиня и ее сестра, матушка Вероника, которые сразу пошли домой, забрали их, а я отправился фотографироваться. Потом состоялся легкий обед, в котором приняли участие ряд моих друзей. Но главное, состоялся прием в Институте, в помещениях, где жил д-р Расовский и мы с Мельниковым. Было множество закусок, огромное количество вина, пришло много народу, начиная с хозяев нашего чешского дома, где мы жили студентами. К сожалению, отсутствовала Ирина Вергун, которая накануне уехала не то в Югославию, не то в Болгарию, но тем не менее веселье било ключом. Пришли приветственные телеграммы от моих родителей и некоторых друзей из Эстонии. Все с огромным интересом, включая меня самого, смотрели на мой докторский диплом, который выглядел очень импозантно, на пергаментной бумаге, весь текст по-латыни. Получалось примерно так: Николаус Андреевум, рожден в Петрополисе (вместо Петербурга) и т. д. Не удивительно, что копия диплома, которую во время войны я держал в бумажнике, много лет спустя вызвала недоумение и вопросы у майора госбезопасности, когда он выпускал меня из советской тюрьмы.
А теперь (я с удовольствием это подчеркиваю) все вокруг меня знали как студента, на их глазах я писал работу, появлялся в печати, танцевал на балах — и вдруг стал доктором: это несомненно достижение! Все другие доктора Кондаковского института уже давно произведены в доктора, никто не являлся свидетелем их подъема и славы. Здесь же общее мнение было таково, что это явный успех. Это и выразил в своем выступлении генерал Виктор Васильевич Чернавин, близко соприкасавшийся с делами Института и даже член его. Он сказал: “Николай Ефремович, поздравляю вас, вы завершили какую-то эпоху в вашей жизни”. И это была правда, эта самая мысль содержалась в поздравлении А. П. Калитинского, в письмах моих родителей и моих друзей.