Талант

Т а л а н т

 Именно Зиновьев в моем замысле должен был возглавлять список известных мне лично гениев. Гениев в моем личном смысле. Пока он назван вторым после Димы Диджиокаса. Или даже третьим, поскольку не ясно, в шутку ли я упомянул самого себя (мне ясно). Но в коротком, но полном списке он должен стоять первым.

 И не надо со мной спорить, таково мое убеждение.

 Зиновьев был многосторонне талантливым человеком.

 У Козьмы Пруткова сказано что-то вроде: «Специалист подобен флюсу». Мои студенты с разных факультетов и в разные времена раза три с затаенной обидой на судьбу спрашивали меня, несколько переиначивая афоризм:

 - Так ли уж хорошо быть талантливым? (Между прочим, с открытым бахвальством скажу, что в этом вопросе явно подразумевалось, что лично я-то – талантливый и поэтому именно ко мне и обращаются, уж я-то знаю ответ). Вот Прутков говорит, что талант подобен флюсу.

 Мне ни разу не удавалось ответить этим обиженным убедительно. Я не мог (потому что это неделикатно), стеснялся им сказать, но мне-то самому кажется, что талантливые, подлинно талантливые люди, как раз наоборот – разносторонни в большинстве своем. Кому Бог дает, он дает не скупясь (а что? Получилось не хуже, чем у самого Пруткова). Математики пишут гениальные стихи, Эйнштейн играл на скрипке, Смыслов пел, Тайманов играл на фортепьяно, концерты давал, Капабланка был дипломатом, да вот, смотрите, и Каспаров – политик, друг самого Лимонова.

 Зиновьев слыл не только логиком, но был и социологом, и вот писателем. Во всяком случае, когда я читал один из его первых романов, мне домой всего на пару дней по доверительному блату принесли книгу дочери Сталина, Светланы. Не хочу ничего плохого сказать о ней, даже более, хотел бы сказать что-нибудь хорошее, ласковое о ней, не знаю что. Прервавшись на сто двадцать пятой странице книги Зиновьева, я попробовал переключиться на книгу Светланы Иосифовны и не смог. После мощной, в жгут скрученной энергии, разляпистый, многословный рассказ. Вместо страшной силы и неправдоподобной степени обобщений – разговоры на уровне бабок у подъезда, только фамилии покруче, из самых главных, и лично для меня было как-то не убедительно. Не то, чтобы я ей не поверил, полностью верю, доверяю, но не убедительно.

 Почувствуйте разницу.

 К тому же Александр Александрович рисовал.

 Очень и искренне люблю Пушкина, но не люблю его рисунков. Мне кажется, что я рисую получше. Сильнее так: убежден, что ни один из настоящих профессионалов, специалистов не назовет эти рисунки талантливыми, если он не знает, что их рисовал Пушкин, или не знает самого Пушкина. Его рисунки становятся ценностью только вместе, в сопровождении его подписи. (Впрочем, судя по воспоминаниям очевидцев, точно так же, как и тысячи рисунков Пикассо).  

 А живопись Зиновьева – живопись. Не всем понравится, так и Матисс нравится отнюдь не всем, даже и Рафаэль. В самой сильной форме это у меня прозвучит так: только эксперт, профессионал сумеет догадаться, что у Зиновьева нет образования живописца.

 Когда мы стояли дружеским кружком, а это нередко случалось, Зиновьев говорил, что сочиняет анекдоты. Верю! Я сам в жизни сочинил штук двадцать и многие поместил на Anecdote.ru, правда, не слишком хороших, гордиться нечем. Близко и хорошо знаю еще несколько человек, кто сочиняет анекдоты. Как эксперт заявляю, А. А. это вполне по плечу.

 Конечно, я искал в книгах Александра Александровича себя самого. И мне кажется, нашел один раз. Я как раз тогда часто пользовался собственным придуманным выражением «Чека КПСС», оно у меня почти автоматически выскакивало. Сказал так при Зиновьеве, и он насторожился. Посмотрел на меня с интересом. Я потом в его романах я обнаружил «ЦК МГБ», мой же прием, но перевернутый, не такой человек Зиновьев, чтобы у своего ученика придумки забирать. Хотя, мне кажется, один из романов – это развернутая и последовательно осуществленная идея одного из моих друзей.

 Как-то защищал под руководством А. А. свою кандидатскую парень с обостренным чувством собственного достоинства. Оппоненты были не против присуждения степени, но у них были возражения, и много, и серьезные. Диссертант вылез к столу, чтобы от всего отбиться, лицо гневное, намерения агрессивные, и Зиновьев ему с места закричал:

 - Да не спорь ты с ними. Благодари и кланяйся. Благодари и кланяйся!

 Теперь эту фразу повторяют уже мои ученики.

 - Каждый человек, кто закончил нормальную советскую среднюю школу (не школу для умственно заторможенных детей), в силах при желании защитить кандидатскую диссертацию по философии (удостоверяю!).

 А Зиновьев добавлял:

 - А при большом желании и докторскую.

 В те времена это было спорно, но сейчас смотрю списки, А. А. как всегда прав.

 Еще хочу два эпизода положительных про Зиновьева рассказать.

 На наши праздники, логишники, он, по-моему, не каждый раз приходил, но когда приходил, никогда обедни не портил. Не пил, правда, ничего. Никогда. Я как-то уже несколько во хмелю подкатился к нему и говорю:

 - Александр Александрович, хоть так, а хоть и на брудершафт, а давайте-ка накатим-ка по бокальчику шампанского. От одного-то от бокальчика-то ничего-то с вами, с боевым офицером, не случится...

 И тут он повернулся всем корпусом ко мне и ответил так ласково:

 - На брудершафт... с тобой Валера? Да с удовольствием! Только пить не буду. Я, видишь ли, Валера, прошел уже этот путь до конца.

 На том же логишнике главными исполнителями, приносильщиками, официантами, относильщиками, по домам пьяных разводильщиками были ребята из группы, которую он как раз и курировал. Слабая была группа. Почти никого не помню. Но главной у них была девушка Тоня Щ. Сильно закомплексованная, в окраске циркового клоуна почти, она была в ярко-зеленой юбке из кожзаменителя и ярко-красных сапогах (или наоборот) и чего-то все время настойчиво добивалась. В том числе и от меня. Я был очень авторитетным, а она хотела быть рядом или даже на моем месте. Понятно, что наши отношения были несколько натянутыми.

 Ребята придумали какие-то сценки, в которых пародировали одного за другим наших профессоров. И вот в одной из таких сценок эта самая Тоня изображает какого-то преподавателя, ходит пружинной походкой и плечами назад – раз-два. И опять. Я думал, что она кого-то из наших дам неумело пародирует, и тут Зиновьев первым на весь зал как заорет:

 - Так это ж я!

 Я прямо полюбил его в этот момент.

 Люди же, вообще, не любят узнавать себя в пародиях и шаржах и чаще всего просто не узнают, вон об этом у Андронникова была пара великолепных устных новелл. А Зиновьев узнал. В зеленой юбке, в алых сапогах, в изображении разукрашенной помадой закомплексованной девушки – узнал себя!

 Тут мне хочется снова потеоретизировать на тему о таланте.

 Еще бы, больное место.

 Начну опять с Александра Александровича.

 Пишу о нем, настойчиво вспоминаю его, пытаюсь найти общее слово, наиболее верно его определяющее. В отличие от других, от его друзей. Он ведь далеко не всегда был приятен, лично меня достаточно часто раздражал, но, но... Что?

 Он всегда был – живой!

 Нет, какой-то идиотизм. Все живые, пока не помрут.

 Хотя однажды я увлекся на собственном семинаре, что-то с жаром говорил, и вдруг одна из студенток (теперь-то я цинично думаю, что может, это ее сосед ущипнул, и она, чтобы скрыть...) вскочила с места и, как бы привзвизгнув, сказала:

 - Дивлюсь я на вас, Валерий Борисович, какой вы увлеченный. Как много вещей вас интересует, увлекает, радует. Это так странно. Это так редко. А вокруг меня какие-то полуживые люди. Молодые еще, не знают и сотой доли того, что вы знаете, но уже все им неинтересно, все скучно, привести их в восторг, да просто удивить их невозможно. Мне, Валерий Борисович, очень нравится, что вы такой живой.

 Вот и Смирнова Елена Дмитриеван самый высокий комплимент мне тот же отпустила – живой.

 И тут я вспомнил про одно уже довольно старое интервью с Виктором Корчным. Человек он крутой, жесткий на слова, но в этом интервью раза три о разных людях сказал: У N энергия большая. NN очень энергичный. В ранней молодости NNN был чудовищно энергичен. Через стулья, что ли скакал? Куда бы ни шли, всюду эспандеры растягивал?

 И вдруг я понял, это он так про талант. То ли у него табу на это слово, то ли глухая инфляция, но придумал Виктор Львович вместо «талант» говорить «энергия». Синоним такой.

 Тут никакого логического вывода не получается, не удается создать удобный в употреблении силлогизм. Тут просто определения. Связка определений.

 Живой.

 То же самое, что и талантливый.

 То же самое, что энергичный.

 Возьмем Зиновьева. Живой, энергичный, талантливый!

 Очень жаль, что он умер.