Ш к о л ь н ы е г о д ы ч у д е с н ы е
Объект наших партийных пересудов сдвигался в симпатичную сторону, но забавно, что лексикон менять почти не приходилось, характеристики оставались все столь же пренебрежительно однообразными и грубословными. Вот ведь фантастическое преимущество языка. Про гадких политических мучителей или про первых наших девушек... а слова одни и те же.
Весело было жить. Друзья - целыми классами и дворами, мороженое – двойными порциями, летом футбол, пляж и девочки, зимой девочки, коньки и футбол.
Но и «партийная» жизнь была вписана в режим дня. Я не решался зачитывать соратникам с листа свои теоретические измышления, но устно, как только что придуманное излагал. В каком-нибудь скверике на скамейке. Кто в какой позе. В какой-то момент каждый партиец стал побаиваться как бы чего не вышло. Страх был одной из форм общественного сознания в той стране. В вариантах от легкого личного испуга до всеобщей паники. В отличие от Госстраха, КГБ в анекдотах именовали Госужас. Каждый двенадцатый в компаниях – стукач. Это утверждение распространялось самим КГБ, для устрашения. Об этом и «Говорит Москва» у Даниэля. Будто в Чека был особенный отдел, ответственный за то, чтобы боялись, не высовывались.
Ребята-однопартийцы были все же разные, реакция разная, даже терпение. Понятно, что на мои теоретические изыски хмыканье менялось. Я предлагал то один, то другие пункты уставов, программ и манифестов, но суммарная реакция почти никогда не выходила, и уж во всяком случае никогда далеко не выходила за пределы формулы:
- А-а-а! Ну ладно, валяй дальше.