8-ое июля, воскресенье. Поднялся и даже решился пойти с Лялей в церковь, а затем немного погулять. Днем снова приходил Николай Владимирович, и случилось так, что мы разговорились об украинцах и о вчерашней стычке «профессора Iванiва» с Владимиром Дмитриевичем.
– Хотя Вы и сам принадлежите к этому народу, Николай Владимирович, – говорил я Марченке, – но Вы украинец некоторым способом особенный.
– Не особенный, нисколько не особенный, Николай Сергеевич, – перебил меня мой собеседник, – напротив, настоящий украинец. Особенные-то профессор Иванов и иже с ним.
– Вы полагаете?
– Смею Вас заверить в этом. Настоящие украинцы не думали, не думают и никогда не будут думать так, как Иванов. Это мне известно очень хорошо.
– Тогда это еще хуже. Подумайте, какой огромный вред приносят подобные теории не только нам, но и самим украинцам, и как они помогают Сталину.
Николай Владимирович затянулся папироской и уселся поудобнее.
– Позвольте в таком случае, Николай Сергеевич, рассказать Вам одну историю, которая, образно выражаясь, чуть не стоила мне жизни в бытность мою в Киеве. Было это, если я не ошибаюсь, осенью 43-го года. Время это Вы, наверное, и сами помните: Сталинград давно потерян немцами, Орловская битва проиграна, в августе большевики вторично взяли Харьков и теперь шли к Киеву. Настроение у киевлян было неважное, чтобы не сказать отчаянное.
И вот в такой пасмурный, хмурый вечер включаю я радио и вдруг слышу, что сейчас будет читаться – на украинском языке, конечно, – статья «Маски сорваны». Тогда я не знал, чья именно это статья, и только позднее кто-то рассказал мне, что принадлежала она лидеру украинских самостийников.
Словом, диктор начинает воспроизводить эту статью, и начинает, знаете ли, прямо с того, что вот, дескать, большевизм долго маскировал свою сущность под маской интернационализма и защиты слабых наций. И все ему верили, и все думали, что между интернациональным большевизмом и русским шовинизмом нет и никогда не может быть ничего общего. Но вот вспыхнула война, большевики приперты к стенке и в отчаянном положении должны сбросить маску. И что же? И оказывается все очень просто: никакого интернационального большевизма нет, а есть все тот же русский шовинизм, с его империалистической политикой, с его стремлением к захватам, к созданию мощного Российского государства и даже, если вам угодно, с православием, погонами и офицерским собранием. Эти самые погоны и выгнали немцев из Орла и Сталинграда, взяли Харьков и теперь идут на Киев, рассчитывая снова превратить Украину в колонию, как это было при царе, при Косаре.
«Тьфу ты, думаю, – чепуха какая получается! И кто сочиняет подобные вещи, а главное – кто их разрешает к передаче в такие времена?»
Утром на другой день пришлось мне проходить мимо киевского рынка. Что такое российский базар, Вам, я думаю, известно: это и клуб, и газета, и парламент, и все что хотите. Человеку пишущему здесь – раздолье. Я скажу по совести: я лично никогда не упускаю случая забежать сюда, чтобы посмотреть – куда идет стрелка барометра народных настроений. И вот, что же Вы думаете? – Против всяких моих ожиданий оказалось, что она идет на «ясно». Больше того: всюду, куда я ни заходил, царило такое оживление, такая радость, каких я уже давно не видел. Подошел я к одной группе баб, послушал и спрашиваю:
– Чему вы так радуетесь?
– Да ка же не радоваться? Чи ты не слыхал вчера, что радио говорило?
– Нет, – говорю, – не слыхал.
– А ты бы слушал. Коммунистов-то в России, будь они неладны, больше нет!
– Как нет?
– А так вот – нет. Батюшка царь на престоле. И армия старая, и генералы, как бывало, с еполетами. На Киев идут, дай им Бог здоровьичка. Немцев, стало быть, решил прогнать государь-то император и нас под свою державу взять.
– Постой, – говорю, – бабка, не тараторь, тут что-то неладно… Куда же большевики-то провалились?
– А леший их знает куда, да только нет их больше. Сама я слыхала, своими ушами.
– Не может этого быть!..
Боже мой, что тут началось! Как поднялись бабы со всего базара, как окружили меня, да как принялись размахивать корзинами и ведрами… Истинно говорю Вам, думал, что разорвут.
– Как это «не может быть», когда мы сами слышали.
– Видишь ты, ученый объявился. Мы сами теперь ученые, научили вы нас…
– Да он, бабоньки, сам большевик. Взять за руки, за ноги…
Ну, думаю, если дело до того доходит, надо удирать, пока не поздно. Не помню, как мне удалось с рынка прорваться, но помню, что дома я долго не мог прийти в себя от ужаса, от недоумения, от злости, от такой, знаете, злости, что, кажется, взял бы автора этой статьи «за руки, за ноги», как бабы говорили, да и разорвал собственноручно пополам.
Николай Владимирович замолчал, медленно свертывая папироску, высек огонь из зажигалки и, держа ее, горящую, в руках, добавил:
– Вот и посудите теперь сами, кому они служат – самостийники.
Свободное копирование
