П Л Е Н
Горе и муки закаляют человека или его губят.
Я встал с помощью Ивана. Немцы обыскали меня, забрав всё, что было в карманах. Сняли ремень, но сумку с противогазом оставили. Пилотка сгорела в дому, на шинели и руках ожоги. Нас отвели к лесу на поляну, там было уже не меньше сотни наших красноармейцев и командиров.
- Видно долго я лежал, - подумал я.
Своего майора я не видел, но вот второго Ивана увидел, он был жив, не ранен. Он подошёл к нам и стал рядом со мной. У него шинель тоже была распущена, без ремня и сумка с противогазом. Я молчал, в голове гудело, свистело, но понял, что я жив и не ранен, а этот шум пройдёт, т.к. в прошлый раз было хуже, но прошло. Противогазы тут же выбросили и договорились быть всё время вместе. У меня лицо и руки болели, это была боль от ожогов, но ноги целы. Очень хотелось есть, но ничего не было. Из леса, из-за озера всё выводили и выводили пленных. Я не мог сообразить, как немцы успели попасть в тот лес, откуда мы пришли. Наверное, у них уже были тут солдаты. Нас пропустили, а потом сделали своё дело. Но это только моё предположение. Вдруг немцы загалдели, но я ничего не мог понять, хотя с пятого класса обучался этому языку, да ещё два года в университете. Их приказы были похожи на собачий лай. Они начали навешивать стволы , станины миномётов на пленных, чтобы тащить до села. Нас погнали, как стадо овец в направлении села. Мы шли, наверное, больше часа. Когда я оглянулся, то увидел столько много наших, наверное, больше двух сотен. Немцы шли свободно, без груза и гоготали. Я увидел то место, где мы сидели с майором при наблюдении за селом. Потом пошли поляной. Теперь я увидел, что это село было длинное и здесь было большое скопление войска. Одни прибывали, другие уезжали. Нас пригнали в село, когда уже смеркалось. Часть пленных загнали в сарай, длиной, наверное, двадцать или больше метров. Втиснули нас так, что лечь или сесть было невозможно. Мы стояли близко друг к другу. Потом часть отсюда выгнали и увели куда-то дальше. Мы могли теперь сесть. Мы сидели молча: я и два Ивана. Но когда двое солдат с автоматами закрыли двери сарая, в нём началось невероятное, то, что я ни от кого не слышал и в книгах не читал. Несколько человек таких солидных и не подумаешь, что это «тряпки», начали громко рыдать с причитаниями: «Завтра нас всех расстреляют! Я не хочу умирать, не хочу!» Другой, опустившись около двери на колени, стал усиленно молиться и что-то шептать. Третий кричал: «Надо расстреливать не нас, а коммунистов и комиссаров!» В углу кто-то сильно плакал. Мы сидели около задней стены. Я начал изучать стены сарая, сказал тихонько Иванам пробираться вдоль стен от меня в разные стороны и просмотреть – нельзя ли от сюда убежать. Их долго не было. Когда пришли, то сообщили, что выбраться нельзя. У сарая внизу каменный фундамент, а на нём плотные брёвна, вверху деревянная крыша, но доски не старые.
- Я даже пробовал подкапываться,- сказал Шарапа.
Надежда на побег отсюда исчезла. Перед тем, как погрузиться в сон, я сказал друзьям:
- Здесь среди нас разношерстная компания, вероятно, есть и подосланные, чтобы подслушивать наши разговоры. Поэтому старайтесь молчать, духом не падайте, мы всё равно от них убежим, а иначе я и не думаю.
Сидя, навалившись друг на друга, мы заснули.
Свободное копирование
