Война - 2

Мы были готовы к отъезду: пять радистов, шофер и я. В назначенное время я доложил комбату о явке своей группы. В ночь на 23 июня мы вместе с первым батальоном выехали на машине в сторону Латвии. За машинами на лошадях везли несколько пушек полковой артиллерии. Ехали медленно, приходилось останавливаться и поджидать упряжки лошадей. Наконец, переехали советско-латвийскую границу. Через некоторое время увидели затухающие огни, догорала разбитая железнодорожная станция Зилупе. От неё, медленно продвигаясь, повернули на юг.

Выезжая из части, командир сказал:

-Ты – Козлов поедешь со своими радистами. В случае начала боя, с переносными рациями ко мне, а рацию на машине замаскируй.

Вот и едем, не зная, что впереди. Темно, едем наощупь, фары включать было запрещено. Никто не только не спит, но даже не дремлет, все мышцы напряжены. Я уже узнал, что едем на выручку своим войскам, которые сражаются в Литве. Это объяснил также своим радистам.

Начало светать. Не доезжая Литовской границы, приблизительно в сорока километрах, мы заметили странный обоз, двигающийся нам навстречу. Не то овцы, не то люди, трудно понять. Впереди нас на машине двигалась наша разведка. Вдруг услышали выстрели. По выстрелам сообразил, что стреляли не только наши. Мы даже не успели соскочить с машины, как начался обстрел нашей колонны. Радисты схватили свои рации и попрыгали в придорожный кювет. Я тоже уткнулся вместе с ними в землю. Летят, свистят пули и снаряды. Вверху начали рваться мины. Шофер нашей машины не успел свернуть с дороги в лес, который был по обе стороны, т.к. надо было найти проезд через придорожную канаву. Как только начался обстрел он вместе с радистом, сержантом начальником радиостанции на машине нырнули под машину. Мы шокированные лежали в кювете. Через пару минут до моего сознания дошло: нужно немедленно к комбату. Я крикнул шоферу, чтобы убрал машину с дороги и замаскировал. Остальным четырём радистам велел ползти за мной. Переползли через кювет в лес и между деревьями ползли вперёд. Шум боя нарастал. Наконец, нашёл комбата. Увидев нас, приказал окопаться поглубже и беречь рации. Одну РУ велел отослать в роту и показал куда. Я приказал одному радисту идти в роту и немедленно связаться с нами. А Ивану Шарапе и Ивану Вориченко, они были прикреплены к рации 6ПК, развернуть рацию и связаться со штабом полка. Третьему радисту с РУ приказал держать связь с ротным радистом. Справа, слева и спереди от комбата солдаты стреляли и одновременно окапывались.

Быстро светлело. Взрывы снарядов и мин продолжались. Они рвались на дороге и по обе стороны от неё, но сзади нас. Рой пуль над нашими головами сек ветки деревьев, которые падали нам на головы. Бой всё усиливался. Комбат велел немедленно передать по рации в штаб, что в таком-то квадрате ведём бой с немцами. Иван Шарапа быстро связался со штабом полка, я закодировал радиограмму, а он её передал. Получил отзыв о приёме. Я сообщил комбату, что радиограмма передана и принята. Иван Вориченко копал траншею. Для нас это было боевое крещение. Когда меня спрашивали: «Страшно ли было в первом бою»? Я отвечал: «Да, было страшно. Хотелось поглубже влезть в землю, чтобы не видеть и не слышать этого ужаса». Но всё в мире преходяще и боязнь тоже. Ведь если дрожать и ничего не делать, тебя убьют. Нужно окопаться, замаскироваться и бить врага. Раз враг лезет, надо сопротивляться пока есть силы и боеприпасы. Мы радисты, хотя выполняем вспомогательную роль в сражении, но всё же успеваем постреливать. Вдруг меня ударило по голове, да так сильно, что я опустился в окоп и некоторое время сидел неподвижно. Потом очувствовался, проверил, куда меня ранило, и ничего не нашел. Иван Шарапа показал мне на каску. Я снял её и увидел вмятину. Подумал: - Ну, пока пронесло. В ушах звон. Радист на РУ уже успел принять из роты радиограмму, а другую передал туда. Иван Вориченко прицельно стрелял. Наша машина находилась на дороге, и от нас её было хорошо видно. Вдруг кабина машины разлетелась вдребезги. Бежать туда не было возможности, да и нельзя. Послал второго радиста узнать и, если можно, помочь двоим, оставшимся у машины. Вскоре Вориченко возвратился и сообщил, что радист и шофер тяжело ранены, санитары оттаскивают их в глубь леса. Машина же полностью разбита. Наши артиллеристы, не успев свести с дороги пушки, тут же их развернули и стреляли по врагу. Но вот вражеский снаряд попал в пушку, уничтожив всех обслуживающих её. И справа и слева от нас имелись убитые и раненые, которых не перевязывая, ползком тащили в тыл. Задние две пушки, стоявшие на дороге, всё же успели вкатить в лес, и они стреляли оттуда. На дороге валялись убитые люди и лошади. Пару часов мы сдерживали немцев, не позволяя им двигаться вперед. Они напористо наступали: пройдя несколько шагов, падали, а затем снова поднимались. Мы стреляли по ним без остановки. Наша ротная рация замолкла. Вскоре приполз посыльной из другой роты и сообщил, что их рация разбита, радист убит. Наши потери росли. Комбат приказал передать радиограмму о потерях и просил помощи. Он приказывал мне на словах, я кодировал, а Иван Шарапа передавал. Получили ответ : «Приказываю держаться, ни шагу назад». О помощи нам ничего не сказано. Комбат передал по цепи: -«Углублять окопы и соединять их в траншею». Красноармейцы стреляли и копали. Оружие у них было старого образца – винтовки с длинным трехгранным штыком. Автоматов не было ни одного. Были лишь у некоторых новые десятизарядки, а у офицеров только наганы. На вооружении у нас было немало старых тяжелых пулемётов на колёсах – типа «максим» и новые облегчённые пулемёты «дегтярь» с дисками для патронов. Пушки были «сорокопятки» и 76 миллиметров. Наши потери растут. В подразделениях недостает боеприпасов. Комбат матерится: « Чем же обороняться? Что они там думают? И та меня кричит: «Передавай, требуй, туды их … мать. Быстро!» Я слушаю, кодирую, передавать открытым текстом нельзя.

Днём бой схлынул. Мы только позже узнали, что в это время у немцев обед, и они прекращают стрельбу. Ночью они тоже не воюют. Мы за время перерыва в стрельбе успели подобрать раненых и отправить их в тыл, кое-как прикопали убитых. Подсчитали потери. Наша кухня на колесах была разбита, повар и лошади убиты. Поэтому мы перекусили всухомятку. Солнце клонилось к горизонту. Мы стояли на прежнем месте. Бой продолжался. Комбат вызвал к себе всех командиров рот и сказал: «Приказываю держаться на одном месте, тех, кто попятится, –стрелять! Понятно говорю! Стрелять! Марш по своим местам!» У комбата осталась одна надежда на нашу радиостанцию. «Береги её, Козлов, - сказал он, – иначе погибнем».

Мы почувствовали, что напор немцев немного ослабел. «Не может быть, чтобы они выдохлись, - подумал я,- тут наверное что-то другое». Вдруг раздались выстрелы в тылу за нашими спинами, на той дороге, по которой мы сюда ехали. Комбат послал адьютанта узнать в чём дело. Через некоторое время он доложил: «Шоссе сзади нас перерезано немцами». Комбат крикнул: « Козлов, передай срочно. Немец обошёл нас. Что делать?» Радиограмму передали быстро. Через некоторое время получили ответ: «Перейти в квадрат N» Я подал радиограмму комбату. Он прочитал, развернул карту, показал пальцем и, обращаясь к адьютанту, сказал: «Поднимай роты и за мной». Шарапа и Вориченко и третий радист быстро свернули рацию и мы поползли за комбатом. Уже смеркалось. Переползли шоссе, на котором оставалась наша разбитая техника, отыскали канаву, перпендикулярную шоссе в сторону запада и, пригибаясь, поспешили за комбатом. Немцы продолжали стрелять. Мы отошли на пару километров, остановились и поджидали остальных. Машин уже у нас никаких не было, пушек тоже, все лошади убиты. Всё было разбито в бою. Остался только личный состав. У меня из семи человек осталось четыре и две рации 6ПК и одна РУ (ротная ультракоротковолновая). Роты были основательно потрёпаны. Батальон потерял из личного состава больше половины. Нам пришлось обходить прорвавшегося противника далеко стороной. Комбат вызвал к себе командиров рот и приказал:» Что бы ни случилось в пути – не стрелять, действовать штыком».

Пройдя около пяти-шести километров, увидели хутор, хотя было уже темновато. Проходили тихо на некотором расстоянии от хутора, надеясь, что нас никто не заметит. Но вдруг услышали выстрел – один, второй, третий –винтовочный. Стреляли в нас, но это были не немцы. Мы это поняли. Не обращая внимания на выстрелы, мы сравнительно быстро миновали хутор. Потерь у нас не было. Но с другого хутора по нам ударила пушка небольшого калибра, думаю – противотанковая. Но к счастью эти снаряды перелетели нас. Да, немного мы побыли на территории прибалтийских государств, а уж видно надоели. Так, пробираясь между хуторами, используя естественный ландшафт местности, мы обошли прорвавшихся немцев. Отступая, я узнал от разведчика, оставшегося в живых, что он видел утром рано на шоссе. Навстречу нам утром двигался отряд немецких велосипедистов, за которым следовали небольшие машины, типа наших «бобиков» , с прикреплёнными на них пушками малого калибра. Они-то и начали с нами бой. Затем вступили более солидные, подошедшие силы. « Да, -подумал я, - у них пушки легкие и на машинах, а у нас тяжелые и на лошадях». Мы шли и шли, хотелось есть, но было не до этого.