Ночью мы вышли на шоссе, по которому ехали той ночью и, пройдя километра три, встретились со вторым нашим батальоном. Он расположился по обе стороны от шоссе и был готов к бою. Немцев не было слышно. Видимо ночью они не будут наступать. Нас здесь встретили, накормили. Мы получили боеприпасы и заняли указанные позиции в линии обороны. Я радиста с РУ отослал к командиру взвода, а сам с двумя другими радистами остался при комбате. Конечно, это решение было комбата, который прежде связался по телефону со штабом полка, а потом приказал: «Будешь при мне с рацией».
Мы отрыли для себя окопы и, как убитые, уснули. Немец ночью не наступал. В этой линии мы оборонялись более разумней и дольше. О наступлении не было приказа. Да и могли ли мы наступать при нашей технике и оружии, уступающим вражескому. В нашей части не было ни одного автомата, а у них каждый солдат был с автоматом. Мы могли только сдерживать его натиск, наносить урон ему при обороне.
Наша разведка встретила колонны движущихся вражеских солдат, завязала быстрый и энергичный бой. Нанеся немцам немалый урон, незаметно скрылась. Немец начал двигаться не так нахально. А перед этим шли, как на прогулке в Германии, смеясь, гогоча с засученными рукавами на велосипедах. После первого боя мы стали более осторожными, изучали повадки врага. Если в первом эшелоне, на первых позициях держали немцев целый день, то во втором – уже несколько суток. Затем опять отошли, улучшив момент, когда противник стал нас обходить. Наступление немцев сопровождали самолёты- разведчики («рама»- так называли эти самолёты с двумя фюзеляжами). С утра и до вечера он кружил над нашей территорией. Имеющимся оружием с земли нам поразить его было невозможно, хоть мы и пробовали стрелять по самолету из винтовок. А самолётов у нас не было, куда они делись, кто его знает. Разглядит «рама» что-либо военное, будь то человек, машина, техника, сообщает своим, а они поливают огнём то место. Прямо беда нам от этого самолета-разведчика. Хоть бы один самолет появился, чтобы уничтожить или отпугнуть опостылевшую «раму» .
До войны писали в газетах, говорили по радио, да и наши политруки заверяли, что если начнётся война, то враг будет разбит на территории противника. Что у нас достаточно много самолетов, чтобы бороться с врагом. А вот в реальных боевых действиях получилось всё по-другому. Нам было очень обидно, что враг безнаказанно кружит по нашему воздушному пространству, а мы бессильны перед ним. Нам уже стало понятно, что немцы наступают и нахально прорываются там, где слабо обороняются. А если достаточно жестко оказывать ему сопротивление, то они не лезут на рожон, а обходят препятствие. Наступают клинообразно, обходя, окружая группировку войск, продвигаются дальше, а другие войска уничтожают окруженных.
В третьем эшелоне мы держали немцев ещё дольше, но всё же были вынуждены отступать. Помощи нам не было, а каковы были причины, мы не знали. Сдерживая немцев, мы успевали раненых отправлять в тыл, а убитых хоронить. Хоронили без салюта. Сняв каски и пригнув головы, бросали щепотку земли и закапывали. Так с тяжелыми кровопролитными боями мы отступали по территории Латвии к тому месту, откуда выехали на задание, к Советско-Латвийской границе.
Наш полк требовал доукомлектования живой силой и вооружением, но нашу часть почему-то не отводили в тыл, а лишь снабжали боеприпасами. Потери увеличивались. Так мы отступили до Советской границы. Штаб нашего полка послал уполномоченных на железнодорожную станцию Себеж за получением присланного подкрепления. От роты связи в этой группе был я.