В крепостной деревне - 19

 В Седневе жил при мне юродивый Гриц, известный не только здесь, но и в Чернигове, Киеве и по всей дороге от Седнева до Киева.

 Лет двадцать тому назад, следовательно, около 1830 года, явился он в Седнев зимою, в жестокую стужу, босой, окруженный собаками, и поселился на старой деревянной колокольне. Собаки не отставали от него, спали с ним и согревали его. Гриц, кроме рубахи, надетой на него, принес самовар, как он называл, посмеиваясь, свою палку, довольно толстую небольшую, на конце которой был огромным шаром оточенный корень. Утром Гриц ходил под окнами хат и просил хлеба: "Позычь мени хлиба". Ему давали, и он тотчас же делил этот хлеб собакам, а потом ел сам. Так он жил день за днем. Некоторые из жителей Седнева приглашали его поселиться у них, но он не соглашался. Когда ему давали милостыню деньгами, то он ее принимал, но всегда отдавал тому, у которого была сильная нужда. Наконец, у одного из казаков согласился поселиться, и тот устроил ему под крышей комнату. В этой комнате я у него бывал не раз. Комнатка эта имела два окна с разноцветными стеклами, которые сильно потешали Грица; в синее видна была зима, в желтое зной, в красное чуть ли не конец мира. Кого, бывало, Гриц хочет пустить к себе, то проведет по внутренней из хаты лестнице, а кого не хочет -- что он обыкновенно проделывал с монахами, монахинями и богомольцами -- то предлагал лезть к нему в окно.

 Князь Трубецкой, родственник Лизогубов, познакомившись с Грицем, выслал ему из Парижа три разноцветных жилета и два яркого цвета халата. Гриц начал ходить в трех жилетках и двух халатах, в рубашке, штанах, но без шапки, как всегда, и босой. Со мною Гриц был в дружбе, нередко заходил ко мне, чтобы повидаться или за деньгами; я ему предоставлял свой кошелек, и он всегда брал умеренно и отдавал деньги тем, кому следовало помочь. Меня он называл "Петербургский мужичок".

 Однажды, когда я рисовал, он взял лист бумаги, карандаш и нарисовал весьма замысловато и не глупо церковь, ум хлопчика, ум дивчин и ум архиерея {Рисунки эти находятся в моем собрании у Ив. Ник. Терещенко.}.

 Грица переманивали в Киевскую Лавру, но он не согласился; казначея называл лисицей, а как вышел митрополит, то Гриц сказал: "А от це ведмидь {Медведь.} ползе".

 Прося денег, он обыкновенно говорил: "Дай кошичку на золото". Бывало, наберет в церкви столько "кошичек", что накупит на них пучки свечей, все зажжет и облепит ими иконостас, все иконы, и радостно наслаждается иллюминацией.

 Не любил Гриц жидов и однажды, войдя в еврейскую хату, взял ребенка и головой вниз бросил в большую кадку с жижей, в которой ребенок захлебнулся.

 Однажды я отправился на еврейскую свадьбу, которая совершалась, по обычаю, на сору и навозе, под балдахином. Я смотрю и вижу -- между евреями произошел переполох -- это они заметили пробирающегося к молодым Грица. Народу было много, и Гриц, увидя меня, подошел, поздоровался особым им изобретенным рукопожатием и, улыбаясь, говорил, что принес молодой сережки в уши. Это были два огромных живых рака. Не малого труда мне стоило уговорить Грица бросить раков и увести его.

 В 1854 году началась война, и газеты у Лизогубов прочитывались жадно в гостинной -- вслух; при этом среди нас редкий вечер не присутствовал босой, в халате Гриц. Он очень интересовался ходом войны; войдя, он со всеми здоровался за руку и садился в кресло, слушая со вниманием чтение. По его просьбе, я нарисовал у него в комнате Али-Пашу, французов, турок и англичан -- в карикатуре, под его диктовку, и он остался очень доволен. Видя у Лизогубов на доме флаг, он устроил и у себя, на высоком шесте, тоже флаг, который далеко был виден. Гриц часто ходил в Киев и всегда говорил: "Покапусь у Киев".

 В 1895 году я был в Чернигове и там узнал, что появилась брошюра, изданная в 1893 году под названием "Золотой Гриц-юродивый". При брошюре был портрет, напоминающий Грица, хотя и очень плохо сделанный {В моем собрании, уступленном И. Н. Терещенко, между моими рисунками есть набросок физиономии Грица.}. Сведения, сообщаемые о Грице в этой брошюре, не сходятся с моими; откуда автор их почерпнул, я не знаю, но то, что сообщено здесь мною, я слышал от стариков Лизогубов или говорю как очевидец.