Через двое суток мы прибыли в Свердловск, где были импонированы размерами пересыльной тюрьмы. Это было громадное четырёхэтажное здание с большими камерами, из которых несколько было назначено исключительно для осуждённых по 58‑й статье. При распределении по камерам я попал опять с моими спутниками в 14‑ю камеру; там мы застали почти исключительно эстонцев. Я должен отметить, что количество представителей этой маленькой республики в местах заключения Советского Союза меня всегда поражало. Встреченные мною в Свердловске эстонцы в большинстве были молодые рабочие, из коих многие не понимали по-русски.
Мы расположились с относительными удобствами, хотя камера была наполнена людьми, но можно было лежать свободно; я отлично устроился на полу у стены, это место хорошо проветривалось из коридора через решётчатую дверь, а в это время стояла невероятная жара. Пища была хорошая и обильная. Вообще по мере удаления от военного времени во всём наблюдалось больше порядка. Медицинское обслуживание было тоже хорошее. Скажу для примера, что, когда я раза три посетил санчасть, жалуясь на кашель, то на четвёртый раз был взят на рентген, констатировавший у меня эмфизему лёгких. Прогулки были получасовые, и мы старались подставлять себя солнцу и согнать им нашу тюремную бледность.
Свердловская тюрьма по количеству пропускаемого народа одна из самых больших в Союзе. В тот момент она занималась отправкой громадных контингентов, поступавших из разных лагерей, на постройку канала Волга-Дон. Для этой цели набиралась исключительно молодёжь и люди «в силе» с небольшими остающимися сроками; им было обещано освобождение по окончании работ. Политических заключённых среди этого контингента было мало, а те, которые встречались, имели § 10 58‑й статьи и уже почти полностью отбыли свой срок. Лагеря, отправляя людей за свои пределы, стараются снабдить их самым плохим питанием, а на Свердловской пересылке они получали первосрочное обмундирование и ехали на место своего назначения одетыми «с иголочки».
Три недели просидели мы в ожидании отправки, и когда были вызваны всей камерой на этап, то немало этому обрадовались. Из людей, встреченных мною на Свердловской пересылке, я запомнил одного инженера, перебрасываемого из Ярославского места заключения для научных работников в аналогичный изолятор в Иркутске, где, по его словам, требовалась меньшая квалификация; и одного штурмана дальнего плавания, окончившего соответствующее училище в Риге, где начальником оказался мой товарищ по Морскому корпусу некто Беспальчев в чине капитана 3‑го ранга; и двух немцев из Восточной Германии — оба «мастера водяных дорог», то есть каналов. Эти немцы работали на Иртыше, где, по их словам, производились подготовительные работы по изменению русла этой реки; теперь их перебрасывали на Аму-Дарья, которую предполагалось вывести в Каспийское море по её старому засохшему руслу. Эти немцы находились не в лагере для политических, а в общем, поэтому их труд оплачивался, и они располагали, по моим тогдашним понятиям, довольно крупными суммами: один имел около 1000 рублей, а другой — ещё больше.
Тюрьму ежедневно объезжала тележка-ларёк, снабжавшая конфетами, пряниками, баранками и белыми булками. Заметив, что я ничего не покупаю, они осведомились о причине этого и, выслушав мои объяснения, поговорив друг с другом, предложили мне взять у них 50 рублей. Когда я отказался, сославшись на невозможность когда-либо вернуть эти деньги, они сказали, что это пустяки, что они мне их не одалживают и что если с когда-нибудь буду иметь возможность помочь кому-нибудь из немцев, которых я встречу в большом количестве в лагере, куда я еду, то я могу рассматривать это как возвращение полученных от них денег. Я поблагодарил и взял деньги. Среди всех нас было несколько интеллигентных людей, которые ехали не в лагерь, а на высылку. Один из них произвёл на меня впечатление иностранца, и я с ним разговорился. Он оказался евреем, получившим образование в Германии и бежавшим от еврейских преследований в Польшу, откуда попал в Советский Союз. Теперь его арестовали и выслали на 5 лет в Петропавловск, куда он и направлялся. Он первый рассказал мне, что идёт преследование евреев, и тех, кого нельзя посадить в лагерь, отправляют в большом количестве на высылку в Сибирь. На высылку можно ехать на собственные средства, но у него их не было, и ему пришлось ехать этапом. С ним едет и жена, но она находится в женской камере. Он женился в Германии на немке, и, по его мнению, это обстоятельство сыграло существенную роль в его высылке.
Всему бывает конец, наступил он и нашему сидению на Свердловской пересылке. После трёхнедельного пребывания нас вызвали на этап и после поверхностного шмона на воронках доставили в столыпинский вагон, стоявший на путях недалеко от станции, и к вечеру мы двинулись в дальнейший путь.