Путешествие в страну всевозможных невозможностей - 117

Вскоре после перевода меня в новую камеру я был вызван в один из боксов нижнего этажа, и какой-то субъект в штатском зачитал мне постановление ОСО от октября месяца 1950 года о назначении моего дела к пересмотру. Я рассмеялся и сказал, что уже два следователя, Кузнецов и Новосёлов, предусмотрели это постановление и пересмотрели моё дело, первый в январе 1950 года, а второй — в сентябре того же года, и что я на днях собираюсь подписать 206‑ю статью. Личность обалдела, и на моё замечание, что в МГБ нет порядка, стала оправдываться тем, что ему эту бумагу только что прислали, и он ничего не знает. Я подписал постановление ОСО и был уведён.

Дни текли однообразно; мы в камере обо всём переговорили и пересказали всё возможное и невозможное, как вдруг к нам было водворено новое лицо — некто Антипов, русский белоэмигрант из Франции. Этот господин доставил нам много развлечения. Я не знаю, был ли он просто необычайно глуп или был психически ненормальным человеком.

Родом он был из Костромы, где, по его словам, и теперь ещё жили его тётка и незамужняя сестра. Его прошлое из рассказов не прояснилось, но походил он больше всего на разбитного военного писаря. В момент его прибытия к нам ему на вид было лет около 50. История его эмигрантской жизни, по его словам, конечно, была такова: попав в состав какой-то советской делегации, он в 1923 году прибыл во Францию, где, отскочив от этой делегации, сделался невозвращенцем. На эмигрантском положении прошёл много профессий: был шофёром и кельнером в русском ресторане и даже парикмахером. По его словам, был и «на коне и под конём», пока судьба не занесла его в Монако, где он нашёл постоянный заработок игрой в рулетку. Нам это показалось маловероятным; раньше нам не приходилось слышать, что рулетка может давать «постоянный заработок», но Антипов объяснял нам, что это зависит от того, как подойти к делу.

Если приходить в игорный зал ежедневно и брать с собой не больше, скажем, 1000 франков, а также ограничить себя временем, то есть играть не позже, как например, до часу ночи, то проигрыш и выигрыш в течение месяца сбалансируются так, что игрок будет иметь обязательно некоторый плюс, которого хватит на жизнь. Кроме того, многие игроки играют по системе теории больших чисел, а для этого им необходимо иметь записи всей игры данного стола за неделю.

Если эти записи делать систематически в продолжение недели или двух, не пропуская ни одной игры от открытия зала до его закрытия, то такую таблицу можно продать за хорошие деньги. Принцип теории больших чисел заключается в том, что на известном отрезке времени все цифры повторяются одинаковое количество раз.

Для простоты он приводил такой пример: если вы будете 500 раз ставить на красное и чёрное, то из 500 раз то и другое должно повториться в среднем 250 раз; если чёрное уже повторилось 300 раз, а красное всего 200, то надо ставить на красное, так как оно обязательно должно сбалансироваться. Проработав около 4 лет на этом деле, ему удалось выработать систему беспроигрышной игры, которую он и привёз в качестве подарка советскому государству.

Кроме того, он держал в Монте-Карло салон красоты, который, по его словам, шёл весьма неплохо, и это дело он хотел продолжать в Москве. На наши вопросы, известно ли ему, что в Советском Союзе всякая частная инициатива запрещена и предусматривается по закону, что в советском государстве не существует частных предприятий ни в какой отрасли, Антипов нам сказал, что так действительно было до войны, теперь же после войны, как ему сообщили советские представители, вербовавшие эмигрантов для возвращения на родину под лозунгом «Родина вас прощает и ждёт», картина в корне изменилась, и в мелких масштабах частная инициатива будет разрешена, в особенности в такой отрасли, как уход за красотой. Кроме того, он привёз с собой невероятное количество рецептов косметики, которые он рассчитывал продать советским косметическим фабрикам.

Мы с князем смеялись, а Дубовский свирепел и бурно спорил с Антиповым, доказывая, что всё это вздор. Особенно сердился Дубовский, когда Антипов уверял, что он совершенно переродился и стал настоящим «советским человеком», чему нимало способствовала организация «Советский патриот» во Франции, снабжавшая его просветительной и информационной литературой. По его словам, решение уехать из Франции в Советский Союз ускорилось мероприятиями французского правительства, предложившего всем эмигрантам, принявшим после войны советское гражданство, либо от него отказаться, либо покинуть пределы Франции. В этом Антипов увидел руку судьбы, указавшей ему верный путь, и с благословения советского посла в Париже Богомолова[1] он тронулся в путь.

Дубовский резюмировал этот рассказ словами: «Дураков не сеют и не делают, они сами родятся».

Накупив костюмов, белья, ботинок в лучших магазинах Парижа, так как Богомолов говорил возвращающимся эмигрантам, что в Советском Союзе в этих вещах после войны существует недостаток, Антипов, запасшись советским паспортом, прибыл в Веймар в распоряжение находившегося там советского коменданта. В Веймаре он и несколько его попутчиков были встречены представителями комендатуры и на автомашинах доставлены в здание комендатуры, где в их распоряжение была предоставлена комната с кроватями и со всеми удобствами.

Советский комендант оказался исключительно приятным и любезным человеком. Он обменял ему обесцененные французские франки на червонцы, курс которых ещё раз ясно показал ему, насколько обесценена французская валюта. Одновременно комендант сообщил Антипову, что бумаги его уже посланы в Москву, и, как только оттуда придёт ответ, он немедленно будет продолжать своё путешествие, которое советское государство берёт на свой счёт. В ожидании этого он может отдыхать и знакомиться с достопримечательностями Веймара. Достопримечательностей Антипов не осмотрел, но отметил, что Веймар очень скучный немецкий город, плохо освещённый по вечерам и с совершенно пустыми магазинами.

Приблизительно через неделю ему было сообщено, что ответ из Москвы получен и что он может трогаться в путь. Уложив свои чемоданы и попрощавшись с товарищами, провожавшими его с завистью, так как, приехав раньше него, они не имели ещё разрешения на дальнейшее продвижение, Антипов занял вместе с комендантским офицером место в автомобиле в тронулся в путь. Но тут случилось непредвиденное им обстоятельство: автомобиль, объехав квартал, вместо вокзала доставил его на задний двор комендатуры.

На его недоумённый вопрос, обращённый к сопровождавшему его офицеру, последний объяснил ему, что с автомобилем что-то случилось, и пока его будут поправлять, Антипову придётся обождать в одной из комнат комендатуры. Его завели со всеми его чемоданами в какую-то комнату с решёткой на окне и с несколькими кроватями, на одной из которых сидели два человека. Дверь, окованная железом, за ним закрылась.

Из разговора с находившимися в комнате незнакомцами, тоже русскими эмигрантами из Париже, он узнал, что он арестован. Через несколько дней служащий комендатуры сообщил ему, что получена телеграмма из Москвы за подписью прокурора МГБ Баринова о доставлении его по этапу с охраной в Москву в распоряжение МГБ. Путешествие своё, если не считать охраны, он начал один, но в пути народ всё прибывал, так что в Москву прибыл целый вагон вольных и невольных путешественников. Прокурора Баринова он пока ещё не видел, а следствие его ведёт очень милый и симпатичный следователь. По словам Антипова, сообщение о привезённом им советскому правительству подарке — в виде беспроигрышной игры в рулетку — произвело на следователя такое сильное впечатление, что при следующем вызове присутствовало уже 4 следователя, из которых один был полковник.

Дубовский не выдержал и сказал:

— Я не удивился бы, если и генерал пришёл.

Но генерал не пришёл, а вместо того следователь вызвал меня. Он оказался действительно очень симпатичным молодым человеком и без всяких околичностей спросил меня, какое впечатление произвёл на меня Антипов: действительно дурак или прикидывается им? На это я ответил:

— Степень глупости человека вообще определить трудно. Я не психиатр, но я не думаю, чтобы он прикидывался; Антипов просто ненормальный человек: одной глупостью его эпопею определить трудно, ибо глупость имеет границы. Человек бросил всё и поехал открывать Институт красоты в  Москву — это мог сделать только сумасшедший. Я плохо представляю себе, в чём вы его обвиняете?

— Видите, благодаря странному поведению Антипова многое нам подозрительно, но обвинения против него имеются конкретные: во‑первых, он невозвращенец, а во‑вторых, находясь в эмиграции, он принимал участие в ряде эмигрантских антисоветских организаций.

— Но ведь вами выкинут лозунг: «Родина вас ждёт и всё прощает», он ему и поверил.

Следователь рассмеялся и сказал:

— Родина-то прощает, а вот МГБ — нет. Но по совести скажу вам, что я нахожусь с ним в затруднительном положении. Вы не заметили, что у него бывают припадки гнева, когда он бывает очень невыдержанным?

— В камере я этого за ним не замечал, но не удивляюсь, если это случится с ним у вас.

На этом разговор был окончен. Антипову я ничего не сказал, будучи уверен, что он передаст наш разговор следователю. Но в ближайшее время Антипов подписал 206‑ю статью и вернулся от прокурора в большом радостном подъёме.

— Ну вот, всё и утряслось, — сказал он, — все серьёзные обвинения отпали, и оставились только пустяки. Прокурор сказал, что мне максимально грозит высылка на 5 лет и что после объявления приговора я могу подать заявление с просьбой, чтобы меня выслали в Кострому к тётке.

Мы невольно расхохотались, и Дубовский сказал:

— Готовьтесь к 25 годам лагерей, а насчёт тётки забудьте.

Когда я через несколько месяцев попал в камеру ожидающих отправки, то узнал от товарищей, что Антипов получил 15 лет лагерей и незадолго перед моим приходом уехал.

Возвращаюсь к своей судьбе. Довольно долго в ней не происходило ничего особенного; пару раз Новосёлов вызывал меня на Лубянку, один раз из-за путаницы с Беляевым и Кабановым, а второй раз по существу из-за ничего, для сообщения, что он ещё не имеет санкций на подпись 206‑й статьи.

Я выразил недоумение, зачем для такого сообщения потребовалось возить меня на Лубянку, на что Новосёлов, улыбнувшись, сказал, что хотел доставить мне развлечение этой прогулкой. Я разъяснил ему, что для меня это развлечение сомнительное, мне приходится каждый раз сдавать койку с постельными принадлежностями и прощаться с товарищами, так как каждый раз вызывают «с вещами» как покидающего тюрьму. На Лубянке меня ведут в баню, которая не баня, а профанация душа, по доставлении обратно в Бутырку держат всю ночь в боксе, где можно только сидеть, потом опять ведут в баню, и я попадаю обратно в камеру только к обеду. Новосёлов извинился и сказал, что он этого не знал.