Четверг, 29 января
Посылаю во дворец записку с извещением о том, что по болезни не могу сегодня вечером быть на балу. Газеты, по крайней мере большая часть из них, появляются в черной рамке по случаю годовщины смерти Пушкина. Перед дворцом должен был состояться парад, но он отменен.
Поднимаюсь к министру, с которым помимо дел много говорим о приготовлениях к его вечеру. В канцелярии узнаю из телеграммы Моренгейма, что известие о письме Буланже верное, но Флуранс в последнюю минуту помешал его отправлению, что несколько пошатнуло положение французского военного министра. Эта телеграмма, как и полученная вчера, в которой передаются доверительные сообщения графа Мюнстера барону Моренгейму по тому же поводу, возвращаются от государя без каких-либо помет. Говоря с Гирсом во вторник во время доклада об этом письме Буланже, Его Величество сказал: "Посмотрим". Значит, эти попытки не были ему неизвестны, а находящийся теперь в Париже генерал Богданович, друг Каткова, мог тут что-нибудь состряпать. Жомини даже полагает, что предстоящий приезд сюда Катакази имеет целью содействовать возвышению Ферри. Все та же мысль передать правительство Республики в твердые руки и поставить во главе его того, с кем можно было бы говорить, имея в виду союз.
Пятница, 30 января
Когда я поднимаюсь сегодня утром к министру, он мне сообщает, что вчера на балу не мог говорить ни с государем, ни с государыней и не знает, таким образом, какой день будет наиболее удобен Их Величествам для его вечера. Государыня еще танцует. Великий князь Михаил отвел Гирса в сторону и говорил с ним по поводу инцидента в Государственном совете. Его Высочество тоже получил, по-видимому, головомойку от своего августейшего племянника. Великий князь выражает Гирсу сожаление по поводу того, что министр назвал имя Мартенса, потому что Его Величество в бешенстве на последнего. Он просит Гирса поспешить с его ответным объяснением Совету, потому что государь желает насколько возможно ускорить ход этого дела.