Среда, 28 января
Государь возвращает написанную на сей раз на русском языке депешу Нелидова от 22 января/3 февраля. С удовольствием вижу, что государь подчеркивает и ставит крупное "Да" против следующего места депеши N 16: "Если бы, к сожалению, все наши старания и труды не привели к желаемому результату, по моему мнению, следовало бы продолжать политику полного воздержания и невмешательства в болгарские дела, чем само собою, рано или поздно, должно быть достигнуто благоприятное их решение. А в том случае, когда, вопреки нашему желанию, на востоке возникли бы серьезные осложнения, я питаю глубокое убеждение, что в решительную минуту, каков бы ни был состав болгарского правительства, народ и его вооруженная сила встанут на нашу сторону, а не на сторону наших врагов, кто бы они ни были".
Мне кажется, что при современном положении вещей, при отсутствии опасности возвращения Баттенберга в Болгарию, мы можем во всем остальном держаться в стороне и предоставить времени восстановить наше влияние в этой стране, не создавая там себе излишних осложнений. Видимо, когда генерал Швейниц передал государю письмо своего монарха, Его Величество сделал ему самые мирные заверения. Посол был в восторге от своей аудиенции и сказал об этом Гирсу. Перлюстрации свидетельствуют о том же. Около 11 часов поднимаюсь к министру. Он очень озабочен приготовлениями к своему вечеру, и мы идем смотреть сцену, над которой работают обойщики.
Около 3 часов - Зиновьев; он виделся с директором департамента полиции Дурново; последний очень озабочен известиями о нашем внутреннем положении. Заговор нескольких офицеров и воспитанников военных учебных заведений в Харькове - результат действий одного моряка или артиллериста, который был туда направлен с целью воздействовать на военных и возбуждать в армии симпатии к революционному движению. Дурново сказал Зиновьеву, что эти волнения производят очень сильное впечатление на государя и Его Величество приказал сообщать ему немедленно показания всех арестованных. Он лично следит за всеми подробностями следствия. Влангали был вчера на небольшом вечере у великого князя Михаила, где единственным представителем императорской семьи был великий князь Павел. Их Величества были у Воронцова-Дашкова; там читали новую драму Толстого. Влангали рассказывает, что за ужином у великого князя Игнатьев похвалялся, что очень напугал старую княгиню Кочубей, занимающую квартиру на Мойке в доме Волконских, где 50 лет назад умер Пушкин. Он уверял ее, что завтра перед ее окнами будут демонстрации, что в час кончины нашего знаменитого поэта будет отслужена панихида в церкви конюшенного ведомства, где было совершено отпевание, и на том месте, где он был ранен Дантесом. Напуганная обер-гофмейстерина хотела писать обер-полицеймейстеру генералу Грессеру и просить у него защиты. Мне кажется, ей следовало бы отслужить панихиду в той комнате, где скончался Пушкин. На доме прибита мраморная доска с роковой датой "29 января 37 г.". Очень меня удивляет и то, что назначенный на завтра при дворе бал в концертной зале не отменен; это означает весьма мало считаться с национальным трауром, а ведь мы в России!
Свободное копирование
