Воскресенье, 25 января
Около 2 часов, когда я собираюсь выйти, меня зовут к министру; он говорит, что получил очень секретную бумагу, которую не может показать никому, кроме меня, и просит ее тотчас послать государю отдельным пакетом. Это перлюстрация телеграммы князя Бисмарка Швейницу, передающей телеграмму Мюнстера из Парижа; последний сообщает, что г-жа Флуранс посетила свою дочь и сказала ей, что муж ее намерен заявить о своем выходе в отставку, так как генерал Буланже без ведома своих коллег писал русскому императору, причем отправил письмо в Петербург с военным атташе Муленом, который только что уехал в Россию. Г-жа Флуранс добавила, что муж ее будет настаивать на своей отставке, если не уйдет Буланже, но что есть некоторая надежда. Документ этот дополняет предыдущие сообщения на тему о заигрывании с французским правительством. Тон московской газеты и похвалы, расточаемые ею Буланже, и более, чем когда-либо, сильные нападки на Германию - все это заставляет предполагать, что тут не обошлось без Каткова.
Вечером министр и Ола отправляются на бал в Аничков дворец. Вижу, как чета Гирсов сходит с лестницы; ухожу в свои комнаты и не без удовольствия занимаюсь своим дневником и запиской о наших тайных соглашениях, которую рассчитывал подготовить в окончательной форме к докладу во вторник. Мне приходит мысль, что лучше бы было, если бы министр пока не возбуждал этого вопроса. Положение слишком неопределенное; когда оно более прояснится, мы будем в состоянии представить нашу работу, все элементы которой у меня готовы, при наиболее благоприятных условиях.
Свободное копирование
