Мысль о женитьбе не покидала меня; выбор был мною сделан, но как было приступить, когда я не имел независимого собственного моего состояния. Со всею любовью, со всеми лучшими намерениями я не мог предложить моей избранной никаких удобств жизни; не знаю, гордость ли или чувство независимости не позволяли думать о том, чтобы жена питала мужа. К счастью моему, избранная моя была круглая сирота. Отец ее, Василий Федорович Малиновский, получив классическое образование в университете, путешествовал с пользою и с научною целью по Германии, Франции и Англии. Он отлично знал новейшие языки европейские и древние, евреев, греков и римлян. Чрезвычайная скромность и глубокая религиозность составляли отличительные черты его характера. В часы досуга от службы в иностранной коллегии перевел он на русский язык прямо с подлинника греческого Новый Завет, а из Ветхого, с еврейского -- псалтырь, книгу Бытия, Притчи Соломоновы, Экклезиаст, книгу Иова; многие из его переводов и рукописей хранятся у жены моей. В царствование императора Павла был он назначен консулом в Яссы; несколько лет исправлял он эту должность так совестливо, так полезно, что жители Яссы долго хранили память о примерном его бескорыстии. По интригам в столице, по искательству грека был он отозван чрез пять лет, в 1805 году, возвратился в Петербург в иностранную коллегию с небольшим серебряным кубком, с единственным подарком, который он согласился принять от признательных жителей и в день выезда, между тем как консулы возвращались оттуда и вывозили столько денег и шалей турецких, что покупали себе дома и поместья. Он был по службе в близких сношениях с министром Чарторыйским, был членом благотворительного общества, которое с неутомимою деятельностью отыскивало бедных и помогало им. Напечатав замечательную книжку свою "О мире и войне", издав небольшой журнал "Осенние вечера" и быв известен своею чистою любовью к отечеству, обратил он на себя внимание влиятельных лиц, так что император Александр, когда в 1811 году основал рассадник для лучшего воспитания русского юношества, назначил его директором императорского Царскосельского лицея. Товарищ мой И. И. Пущин, воспитанник лицея, в позднейших записках своих, напечатанных в "Атенее", в Москве, в 1858 году, описывая день открытия лицея в присутствии императора, выставил директора в крайнем смущении. Малиновский был необыкновенно скромен и проникнут важностью церемонии, в первый раз в жизни говорил с государем и должен был произнести речь, которая десятки раз была переправлена предварительною цензурою: так мудрено ли, что он был смущен? и диво ли, что природа не дала ему голоса лихого батальонного командира пред фронтом? Безмерные и постоянные труды ослабили его зрение, расстроили его здоровье. В 1812 году лишился он домашнего своего счастья, примерной жены своей, а в 1814 году, пробыв слишком два года директором, скончался на месте должности, в такой бедности, что родной брат похоронил его на свои средства.
Мать моей избранной, Софья Андреевна, была вторая дочь Андрея Афанасьевича Самборского, бывшего священником при нашей миссии в Лондоне до 1781 года, где женился на англичанке и оттуда, в царствование Екатерины II, вывез в Россию усовершенствованные орудия и машины, семена, домашних птиц, даже свиней; еще поныне земледельческие общества и учебные фермы с благодарностью вспоминают его заслуги по части сельского хозяйства; он был деятельным и действительным членом экспедиции государственного хозяйства от 1787 до 1799 года. По своему образованию имел он постоянно в виду славу и пользу своего отечества. В Лондоне был он очень полезен для русских чиновников и путешественников своими советами и руководством, по совершенному знанию английского языка и по умению распознавать людей. По назначению императрицы Екатерины сопутствовал он наследника престола и супругу его Марию Федоровну в путешествии их по Европе в 1781 году. После того назначен был наставником и духовником великих князей Александра и Константина, управлял школою земледелия близ Царского Села, а в 1799 году определен императором Павлом в духовники великой княгине Александре Павловне, эрцгерцогине Австрийской, палатине Венгерской, находился при ней в Вене и в Венгрии до кончины ее в 1801 году. Устроив там церковь греко-русскую, путешествовал по Греции, прожил несколько времени в Украине, на своей родине, в пожалованном ему поместье императором Павлом. В деревне он всячески старался о нравственном и вещественном преобразовании крестьянского быта. Выписал хорошего доктора, устроил больницу и спас жителей от страшно распространившейся сифилитической болезни. Завел школу, хозяйство на иностранный лад, сырницу и проч. Еще поныне хранятся в его Каменке английские плуги. Он возвратился в Петербург, где ему дозволено было иметь свою домовую церковь. Дом Самборского, на углу Литейной и Дворцовой набережной, в коем ныне устроена казарма артиллерийская, был его домом, в "коем он принимал приезжих из губерний с радушием. В его доме родился С. И. Муравьев-Апостол, когда родители его прибыли в Петербург на несколько месяцев. Многим землякам из всех состояний и сословий открывал он поприще: так, М.М. Сперанскому и H. M. Лонгинову. Когда он продал дом свой, то император Александр предложил ему квартиру в Михайловском замке, где он на руках старшей дочери своей Анны Андреевны скончался в 1815 году на 76-м году своей подвижной и полезной жизни . О нем можно сказать, что он по образованию и понятиям своим опередил своих современников на целое столетие. Часть духовенства православного соблазнялась тем, что он брил бороду и вне службы носил сюртук и круглую шляпу, бриллиантовый крест на андреевской ленте и анненскую звезду, украшенную алмазами.
Из семейства В. Ф. Малиновского три сына и три дочери остались бы в совершенном сиротстве, если бы не имели любящих покровителей в родном дяде со стороны отца -- Павле Федоровиче Малиновском и в родной тетке со стороны матери -- Анне Андреевне Самборской, которые всеми средствами обеспечивали нужды их довольством, даже роскошью, и заменяли им любящих родителей. Это обстоятельство примиряло меня с моим недоумением; влечение сердца придало решимость; я стал чаще навещать их дом, всегда был ласково принят. Павел Федорович Малиновский был младший из трех братьев; старший, Алексей Федорович, сенатор-попечитель странноприемного дома графа Шереметева в Москве и сотрудник Карамзина при доставлении ему источников из архива по русской истории. П[авел] Ф[едорович] в молодости находился на службе при фельдмаршале Салтыкове, участвовал при взятии штурмом Очакова и красивою и приятною наружностью обратил на себя внимание императрицы Екатерины и Потемкина. По гражданской службе производство его в чины шло так быстро, что он, имев с небольшим тридцать лет от роду, был уже в чине действительного статского советника и назначен директором государственного ассигнационного банка; теперь вижу его подпись на всех ассигнациях, замененных в следовавшем царствовании депозитивными билетами. Особенно благоволил к нему и питал неограниченную доверенность граф H. П. Шереметев и в своем духовном завещании, взяв от него честное слово, назначил его душеприказчиком и попечителем, или опекуном, вместе с Донауровым к малолетнему единственному сыну своему графу Дмитрию Николаевичу. По кончине завещателя П[авел] Ф[едорович] оставил службу государственную, вышел в отставку и посвятил себя юному питомцу, с которым жил неотлучно до его совершеннолетия в огромных палатах на Фонтанке. Большая ответственность, всегдашняя принужденность, церемонность быть в чужом доме хозяином -- все это тяготило его, хотя и получал щедрое возмездие деньгами и дарами, пока, по достижении совершеннолетия питомца, в 1824 году не переехал жить в собственный дом свой, на Шестилавочной улице, на зиму, а на лето переезжал на красивую дачу свою, на Белозерку, между Царским Селом и Павловском, где ныне устроена больница для гвардейской кирасирской дивизии, по стараниям великого князя Михаила Павловича.
Близкая связь моя со старшим племянником П[авла] Ф[едоровича], И. В. Малиновским, моим сослуживцем, придавала мне надежду на успех, и я уже имел на то согласие моих родителей.
Свободное копирование
