Возвращение гвардии и служба - 7

   С наступлением зимы перевели наш батальон в село Мурино и Рыбацкое. В начале декабря поехал я в город, чтобы возвратиться к 6-му числу к ротному празднику 1-й карабинерной роты; но 4-го пошел лед, мосты были разведены, а 5-го еще не было мостков для пеших, и полиция внимательно сторожила, чтобы никого не пускать чрез Неву. Долго стоял я до самого вечера у биржевой набережной; уже смеркалось; человек шесть мужиков или рабочих стояли близ меня, жалея, что не могут перейти на Выборгскую сторону. Вдруг один из них, в полушубке, с палочкою в руке, не говоря ни слова, спустился по ступеням гранитной набережной, вскочил на лед и пошел. Я бросился за ним и в саженях пяти следовал по его стопам. Часто он останавливался на несколько секунд, постукивал палочкою о льдины и ломаною линией, то туда, то сюда, а все подвигался; я все за ним и уже после приметил, что за мною следовал еще один, и мы втроем благополучно достигли другого берега. Бегом догнал я моего отважного вожатого, чтобы узнать от него, что за магическая или заколдованная палка у него в руках была. "Я давнишний здесь перевозчик, -- ответил он, -- насквозь знаю крепость и связи льдин, а как было темно, то звук от удара палкою удостоверял меня, где понадежнее можно было перебраться". На Выборгской стороне нанял извозчика и так на другой день мог поздравить моих солдат и принять участие в их празднестве, чем они дорожили тем более, что из всех офицеров всего батальона присутствовал я один. В деревне Рыбацкой жил я в совершеннейшем уединении: книги, гитара, пение, учение сокращали время скучной зимней стоянки в деревне, в восьми верстах от столицы, куда я езжал весьма редко. В этот Николин день были важные новые назначения. Начальник нашей дивизии Карл Иванович Бистром назначен был командиром всей гвардейской пехоты, а дивизию его получил великий князь Николай Павлович. Первую дивизию Ив[ана] Федоровича] Паскевича получил великий князь Михаил Павлович, который впоследствии в духовном своем завещании написал своему душеприказчику Я. И. Ростовцеву, что такую-то шпагу его подарить Преображенскому полку, а другую -- Семеновскому в воспоминание счастливейшего времени из всей его жизни, когда он командовал бригадою.

   12 декабря был я в Зимнем дворце на балу: императрица Мария Федоровна каждый год праздновала в этот день рождение императора Александра I. Этот бал был самый роскошный в году по торжественности и по времени года. Для меня было чрезвычайно занимательно наблюдать за различными лицами. В этот день патриот Н. С. Мордвинов получил Андреевскую звезду. Как счастливы были лица, удостоившиеся улыбки царской или царского слова! Сколько генералов стояли навытяжку в ожидании этого счастья! Сколько из них выставляли себя напоказ, в ожидании глаз не спускали с малейшего движения государя! Зато приятно было видеть, с какою непринужденностью, держа шляпу свою в руке не по форме, беседовал с государем обер-офицер, флигель-адъютант барон Строганов[1] и что эта непринужденность доставляла удовольствие самому государю. Бальная музыка отличалась особенною приятностью и нежностью. Из танцевавших дам и фрейлин все порхали грациозно; бриллиантов было много, красавиц было мало. Из кавалеров особенно отличался Хрущов, Преображенский капитан, и не посчастливилось офицеру конногвардейскому, о котором государь заметил Орлову[2], полковому командиру, что он слишком подскакивает, что это неприлично или пренебрежение. На стороне эрмитажной был устроен буфет: ряд больших растворочных дверей были по бокам развешены и украшены золотыми блюдами сверху донизу; там просил я для себя чашку чаю. Каково же было мое удивление, когда я, приняв чашку из рук официанта, увидел дерзкую руку, которая просунулась сзади меня и выхватила мою чашку! Я обернулся мигом и увидел с моею чашкою нового моего дивизионного начальника Николая Павловича: он, отведав чай, сделал выговор официанту за худой чай и приказал мне подать лучшего. Я понял, что он желал оказать ласку одному из своих новых подчиненных; до той минуты он заметил меня только на разводах по 1-му отделению, занимавших караулы во дворце Зимнем и в его Аничковском. Ужин был на славу, а царский стол, особо накрытый посреди столовой для царской семьи, был на чудо! Этот стол окружен и украшен был цветущими деревьями, лучшими цветами, множеством гиацинт и нарциссов. По окончании ужина генералы теснились один пред другим, чтобы сорвать цветочек. Офицеры за длинными столами, вперемежку, не по полкам, требовали лучших вин и ели и пили на убой, и говор, сперва тихий, становился все громче и веселее по числу опорожненных бутылок бургунского -- Кло-де-Вужо и шампанского -- Клико.