2
После нашего отъезда в Сибирь наш дом сгорел во время очередного ночного налёта немецкой авиации. Бабушка с тётей Фалей перебрались на жительство в Москву к старшей дочери - Ольге. Тётя Фаля устроилась работать на станкостроительный завод (на курсы военных медсестёр по причине глухоты принята не была), а бабушка, в середине сентября месяца отправилась на Смоленщину к мужу вторым браком - Николаю Фёдоровичу Максимову, нашему деду. В направлении Смоленска поезда не ходили. Шла просёлочными дорогами, ориентируясь по железнодорожной линии. Ночевала, если удавалось в деревнях, но зачастую - в стогах сена: ночи были уже холодными. Несколько раз пыталась выбраться на Смоленскую дорогу, но всегда натыкалась на военных. Говорила им, что идёт домой и называла деревню, через которую недавно проходила. Красноармейцам, очевидно, было не до старухи и её отпускали да ещё снабжали сухарями. Бабушке в конце октября месяца в районе Гжатска удалось выйти на Смоленскую дорогу. Навстречу двигались колоны немецкой техники с солдатами, и она поняла, что оказалась на территории захваченной фашистами. Немецкие солдаты, завидев старушку, бредущую по обочине дороги, кидали ей консервы и кричали, указывая пальцами на рот:
- Essen Sie, der Brei gut!
Что делать, подбирала банки: от питания сухарями еле ноги волочила. В банках действительно была гречневая каша с кусочками мяса. Не то, что у наших солдат - одни сухари! Прячась от немецких патрулей, шла, обходя сгоревшие деревни и посёлки, постоянно натыкаясь на разбитую военную технику. Обошла стороной Вязьму, Сафоново и, казалось, ещё одно усилие и дойдёт до Ярцева, а от него рукой подать до Духовщины, всего каких-то двадцать километров и кончатся мучения. Но в Ярцево бабушку задержал немецкий патруль, потребовали документы, а их у неё и было всего, что выписка из церковной книги о рождении. Выписку чудом удалось отыскать в полусгоревшем доме, паспорт сгорел. Отвели бабушку в комендатуру. Офицер обратился к ней на русском языке:
- Кто? Откуда? Почему без документов?
Бабушка объяснила, что идёт домой в Духовщину, была в гостях у родственников в деревне «Старый Ржавец» (назвала деревню, через которую недавно проходила). Офицер долго рассматривал выписку из церковной книги и, немало удивившись ей, спросил:
- О! Я вижу, вы родились в Польше, в Лодзи, а почему назвались Максимовой, если в документе фамилия Садовая?
Бабушка ответила, что замужем за Максимовым. Офицер приказал помощнику пристроить бабушку к какому-нибудь делу, хотя бы в прачечную, пока не убедится в правдивости её слов. Через несколько дней бабушку вызвали в комендатуру. Шла перебирая в памяти где побывала за последние дни и о чём разговаривала в прачечной с такими же, как и она подневольными женщинами. Надеялась, что ничего страшного не произойдёт. Офицер предложил присесть, прохаживаясь по помещению, искоса поглядывая на неё, молчал, наконец, произнёс:
- Почему вы не сказали, что ваш муж священник?
Бабушка побледнела: в голове пронеслась мысль – «разоблачили, арестовали? И что будет с ней?». Офицер бабушку успокоил, поняв её испуг по-своему:
- Не надо пугаться, ваш муж здоров, служит в храме и лоялен к великой Германии. Он храбрый человек: не отказался от сана священника при большевиках. Очень похвально!
У бабушки отлегло от сердца. Убедившись, что ей ничего не грозит, поспешила поблагодарить офицера за доброе известие. При этом крестилась и благодарила Господа Бога за такое везение.
- О! Да, да! Вам очень повезло! Такое время! Такая война! – благосклонно принял офицер слова благодарности и любезно предложил:
- Вам выпишут пропуск в Духовщину. С ним вы беспрепятственно доберётесь до своего дома, и надеюсь, что с мужем будете добросовестно служить на благо Рейха! Трудиться в прачечной не пристало жене священника!
Бабушка покинула Ярцево, вышла на дорогу, ведущую в Духовщину. Плечи оттягивал вещмешок с подарками от комендатуры – всё те же консервы с гречневой кашей. Шла, сторонясь немецких автомашин с солдатами, и вспоминала не очень-то простую свою жизнь: раннее замужество; рождение детей; смерть мужа – Александра Карповича; войну с германцами в 1914 году, когда ей с детьми пришлось покинуть разоренную усадьбу, и уходить вглубь России. Вспоминала революцию и сопутствующее ей полное обнищание семьи. И опять война всё с теми же проклятыми германцами!
Второе замужество. Выросли дети и разлетелись кто куда: старшая дочь Ольга – в Москве, бухгалтер; сын Николай – на Камчатке, учительствует; другой сын Михаил – командует лесхозом в Мордовии; дочь Софья с мужем на Урале; дочь Лидия замужем за командиром Красной армии. У всех детей большие семьи и порадовали её внуками. И лишь младшая дочь Феофила была одинока. Бабушке жизнь до войны казалась удавшейся, несмотря на обрушившиеся беды на её детей в тридцатые годы Сталинских репрессий: под колесо репрессивной машины попал сын Николай и муж дочери Софьи. Семьи их были под надзором, и им приходилось «играть в прятки» с всесильным НКВД.
Вспоминалась жизнь накануне войны в Смоленске. Как однажды с работы пришёл муж в подавленном состоянии. На её вопрос: «Что случилось?», отмалчивался, но за ужином разговорился:
- Надя, всё более чем серьёзно. Нам с тобой придётся пережить неприятные моменты. Скоро, очевидно, случиться война с Германией.
- А как же пакт о не нападении? О дружбе с немцами пишут в газетах и говорят постоянно по радио! – не веря тому, что сказал муж, возразила бабушка. – Ты забыл о фотографии Молотова с Гитлером, которая была опубликована в газете «ПРАВДА!» – пыталась разубедить мужа в правдивости сказанных им слов.
- Да, пишут и говорят! Надя, послушай меня! - помолчал, обдумывая, как бы не напугать её предстоящими изменениями статуса семьи. - Содержание нашего с тобой разговора не должно выйти за пределы этой комнаты. Я, ты знаешь, работаю инженером путейцем и думал, случись война быть мне на фронте в железнодорожных войсках, но никак не в тылу, тем более немецком. Вызвали меня в обком. Вошёл в кабинет. За столом сидели два человека, мужчины. Один из них мне был знаком - Пётр Цуранов, другого ни разу не видел. Ну, в общем, объяснили мне, что военные считают, вот-вот грянет война с Германией и часть территории России будет захвачена немцами. На мой вопрос - «скоро - ли?», оба кивнули утвердительно. Представь себе, предложили мне стать священником для чего меня основательно подготовят: «разоблачат» на партсобрании, обвинив в сокрытии того, что я выходец из купеческой семьи и, вступая в партию, скрыл своё социальное происхождение. Разумеется, исключат из партии и уволят с работы. Я самостоятельно должен буду устроиться сторожем в церковь, но меня быстро «продвинут» по службе – в должности старосты буду вести хозяйство прихода. Немного погодя меня рукоположат в сан священника и, новоиспечённого попа отправят служить в небольшой то ли посёлок то ли городок - «Духовщина», где я должен буду принять активное участие в возрождении церкви. Таким образом, в Духовщину приедут батюшка с матушкой на радость местным старикам и старушкам. Задачей моей будет как можно успешнее войти в образ священника и завоевать уважение жителей не только Духовщины, но и большинства деревень района.
Вспоминалось, как после исключения Николая Фёдоровича из партии и увольнения с работы, соседи по коммунальной квартире сторонились их, словно прокажённых. А когда мужа рукоположили в сан священника, то местные власти семью попа выселили из квартиры, и им пришлось жить в церковной сторожке вплоть до отъезда в Духовщину.
В Духовщине власть встретила попа с попадьёй неприветливо. В милиции не брали паспорта на прописку, обзывали сеятелями религиозного мракобесия и объясняли свой отказ тем, что в церкви жить не положено, найдёте, мол, себе квартиру, тогда и посмотрим.
А вот жители посёлка чету служителёй культа встретили приветливо. Не сразу, но спустя какое-то время старики потянулись в церковь и всё никак не могли привыкнуть, что над ними не посмеиваются, ни собственные дети, ни соседи за то, что они посещают церковь и насыщаются «опиумом для народа». Изредка ради любопытства в церковь заходила и молодёжь, осматривала внутреннее убранство церкви, вдыхала ароматный дым ладана, удивлялась горящим в дневное время свечам перед иконами. Народ постепенно оцерковлялся, что очень радовало Николая Фёдоровича.
В канун празднования наступления Нового 1941 года, вспоминала бабушка, она с согласия мужа уехала в Подмосковье навестить семью дочери Софьи. В заботах о внуках незаметно пролетело время. Собралась уезжать, но война накрепко закрыла её в Подмосковье: из сводок Совинформбюро стало известно, что немцы захватили Смоленск. Так, то, погружаясь в воспоминания, то, обращаясь к реальности преодоления трудностей пути, наконец, пришла в Духовщину.
Свободное копирование
