Голгофа - 56

 В ежедневной круговерти житейских забот мы не заметили, как пролетела зима, за ней – весна и только тогда, когда закончились школьные занятия, мы вновь стали с нетерпением ждать день отъезда к маме в Крутологово. И вот оно счастье: у подъезда нашего дома стоит полуторка, отец с братом загружают в кузов тюки с вещами: полосатые матрацы и большой ящик с посудой, не были забыты и книжки с письменными принадлежностями. Отец, проверяя, не осталось ли чего из вещей дома, приговаривал:
 - Это взяли, это взяли, - и, наконец, проговорил. – Всё, кажется, погрузили. В общем, у нас получается, как в стишке Маршака про даму с багажом:
 Вот и корзинка,
 вот и картинка,
 но нет собачонки, - и, засмеявшись, закончил свою импровизацию, - но есть собачата, - и скомандовал нам с сестрой, – а ну быстренько в кузов, ребята!
 К нашей радости с нами поехал брат. Машина долго петляла по Новосибирску, выбираясь из сплетения улиц, миновав задворки завода имени Чкалова, покатила по грунтовке в Крутологово. Поворот за поворотом и мы мчимся по пыльной дороге, а вокруг зеленым – зелено от высоких трав. Брат сидит в кабине рядом с шофёром, а мы - папа я и сестра расположились в кузове на матрацах, смотрим по сторонам, отец лежит на матраце, курит и разглядывает небо. На голубом небосклоне белыми барашками плывут облачка, и лишь далеко за нами во весь горизонт виднеется тёмная полоса туч. Как небыстро мчится машина, а иссиня - чёрная полоса нагоняет нас. Вскоре она превратилась в чёрные, клубящиеся над нами тучи, которые заслонили собой небесную голубизну. Предвестник грозы – сильный низовой ветер закружил, завертел дорожную пыль и вот упали крупными горошинами первые капли дождя. Мы с сестрой, радуясь, ловили их, и слизывали с ладошек рук, удивляясь: так жарко, а капельки холодные. Отец укрыл вещи и нас полотнищем брезента и забарабанил по крыше кабины - машина остановилась. После короткого совещания было решено переждать дождь. Полуторка съехала с дороги на поросшее травой поле и вовремя - начался дождь. Порывы ветра налетали с такой силой, что струи дождя метались и сплетались в сплошной поток, обрушившийся водопадом на, укрывающий нас, брезент. Тучи, выплакав слёзы дождя, уносимые ветром, рыдали далеко впереди нас. Как не прятались мы от дождя под брезентом, но не просто промокли, а по - настоящему выкупались. Мы не очень-то огорчались: подумаешь, одежда вымокла, высохнем на ветру.
 Машина по мокрой траве легко выехала на дорогу и сразу забуксовала. Грузовик выл мотором, но не трогался с места, а всё больше погружался в сплошное грязевое месиво, и стоило отцу и брату большого труда, подкладывая ветви кустарника под колёса, вызволить машину из «плена». Шофёр больше не выезжал на дорогу, ехал по поросшей травой обочине. Вскоре мы оказались на косогоре, далеко внизу виднелись дома.
- Вот и Крутологово! - объявил шофёр.
- Спустимся ли по косогору после такого ливня? – спросил отец шофёра.
 - А как повезёт, - ответил шофёр. – Если бы не дождь, то, как раз и спустились бы в село по косогору. Поедем вокруг, там, - показал он рукой неопределённо куда-то, – там есть окружная дорога, проходит она по краю оврага.
 Без задержки доехали до окружной дороги. Шофёр осторожно вёл машину по раскисшей дороге, она, выбираясь из одной ямы заполненной грязью, попадала тут же в другую яму. Дорога повернула к оврагу и извивающейся лентой тянулась почти по самому его краю. Машина остановилась. Шофёр вылез из кабины, присел на подножку, закурил. К нему спрыгнул из кузова машины отец, тоже закурил.
- Что делать будем? - спросил отец.
- Да, надо чтобы ребята пешим ходом спустились к селу. Да, и сам ты иди пёхом, захвати с собой, что унести сможешь.
- Что так?
- Да, если снесёт с дороги, то машина в овраг сползёт. Может и перевернуться, тогда из грязи вещи добывать придётся.
 Шофёр, не закрывая дверцу кабины, погнал машину на большой скорости по грязевому полотну дороги. Мотор выл на максимальных оборотах, из-под задних колёс комья грязи взлетели выше заднего борта. Машина то приближалась к самой кромке оврага, готовая сорваться в него, то чудом удержавшись на дороге, неслась дальше. В конце дороги, где оканчивался овраг, машину закрутило по грязи и выкинуло с дороги на обочину, на траву. Нам сверху было видно, как шофёр вылез из кабины, и, снятой с головы солдатской пилоткой вытер лицо. Обошёл вокруг машину при этом попинал по всем колёсам, затем помахал нам рукой.
- Ну, и дела! – с восхищением и удивлением произнёс отец. – Много видел чудес, а такую езду в первый раз наблюдал!
 Мы спустились к машине. Шофёр встретил нас улыбкой, пытался закурить. Заметно было, как пальцы его рук дрожали и ему никак не удавалось соорудить самокрутку.
- Держи, - отец протянул шофёру начатую пачку сигарет. – Разве можно так рисковать?
 Шофёр закурил, глубоко затянулся сигаретным дымом и, очевидно, оправившись, от стресса проговорил:
 - Не сегодня - завтра на фронт отправят, так что к риску привыкать надо. Вот и стараюсь. Так что не судите строго за это представление, - и засмеялся.
 Мы оправились от испуга, стали подшучивать вместе с шофёром над нашими страхами и, конечно, удивлялись его ловкости и смелости. Дождались, когда вода в радиаторе двигателя перестала кипеть, и лишь тогда поехали дальше. Вскоре машина катила по селу. Встречались редкие прохожие и с любопытством смотрели на нас. Навстречу шла женщина с вёдрами наполненными водой, которые в такт её шагам раскачивались на коромысле.
- К добру! - проговорил шофёр.
 - Что к добру? – спросил отец, сидевший рядом с ним в кабине.
 - Да, вот женщина навстречь нам с вёдрами полными воды. Хорошая примета. Видать, вашей хозяйке с детишками хорошо жить здесь будет.
 Шофёр остановил машину. Женщина сняла с плеча коромысло, поставила вёдра на землю.
- Испить нашей водицы захотел? - обратилась она к шофёру.
- Спасибо, - поблагодарил он напившись. – Эх, хороша водица, не то, что наша городская! Как на маслозавод проехать ловчее? – спросил он женщину.
 - Вижу, детишек директорши привёз. Заждалась она, одна бедует! – объяснила, что маслозавод стоит в сторонке от села, на отшибе.- Увидишь, как село минуешь, - потом с осуждением укорила шофёра. – Больно ты рисковый, паря. Мы дивились, и что это машину в такую распутицу понесло по овражной дороге? Мог и шею себе свернуть. Наши деды собрались на подмогу податься, а тебя видно Бог бережёт! – подняла вёдра на коромысле, выпрямившись под их тяжестью, пошла дальше. Остановилась, повернулась к шофёру, придерживая коромысло с мотнувшимися вёдрами. – Коли заночуешь, заходи в гости, - и концом коромысла указала на громадный бревенчатый дом.
 Мама встретила нас у ворот на территорию маслозавода. Шофёр подогнал грузовик к дому. Отец с Ариком через глухие без окон сени внесли вещи в дом и сложили в первой комнате. Комната в три окна, справа от входной двери возвышалась русская печь с устроенными возле неё полатями. У самой стены, где было одно окно, стоял дощатый стол, а за ним вдоль стены – лавка. На глухой стене, что слева от входной двери, закреплено несколько полок с посудой. На этой же стене между полками и дверью висел рукомойник, под ним - ведро, а над рукомойником небольшое зеркальце. Рядом с рукомойником – вафельное полотенце. На лавке под полками стояли два ведра с водой, покрытые деревянными кругами и рядом на гвозде висел черпак для воды. Вдоль стены в два окна, что как раз напротив двери, стояла ещё одна скамья таких размеров, что могла сойти и за топчан. Вот и всё убранство первой комнаты, надо понимать - кухни и столовой.
- Куда вещи убирать? - поинтересовался отец у мамы.
- Посуду поставь к полкам, потом разберусь с ней, а одежду занесите во вторую комнату, - приказала мама.
Мы с сестрой через двустворчатые двери вошли во вторую комнату. Одно окно, правда, больших размеров давало много света. В комнате стояли две железные кровати, и только одна из них была с постелью. Почти до вечера были заняты обустройством жилища и лишь тогда, когда в дом пришла женщина - мамина помощница, вспомнили, что сегодня не было и крошки во рту. Помощница принялась хозяйничать. Накрыв стол скатертью, расставила на нём тарелки и столовые приборы, положила на край стола чистую деревянную доску и, вытащив ухватом из чрева печи два чугуна, поставила их на эту доску. Помощница мамы оказалась строгой хозяйкой, во всяком случае, так показалось мне: под её внимательным взглядом, пришлось вымыть руки и только после столь не любимой мной процедуры, под смех родителей я был допущен к столу. Мама, посмеиваясь, говорила:
 - Пропал ты Лёвка: с этого дня придётся тебе жить с чистыми физиономией и руками!
 Все засмеялись, особенно старались сестра и брат. Мама пригласила за стол помощницу, но та почему-то отказалась, может, стеснялась большого числа незнакомых людей, а, может, по какой-то другой причине. Для нас, во всяком случае, это было необычно и неловко: мы едим, а кто-то на нас смотрит и, может, есть хочет, что такое голод мы давно испытали на себе.

 Несколько позже мы узнали, в чём дело. Женщина была немкой с Поволжья, говорила плохо по-русски. Немцев в Крутологово привезли в 1941 году, как когда-то к нам в Первомайский совхоз. Они обжились на новом месте и работали кто в колхозе, кто на маслозаводе и там, где им велено было властью. Некоторых, как помощница мамы, одиноких и не совсем здоровых, местные жители принимали в свои семьи и как-то забывали, что они немцы, считали их, обиженными властью, как когда-то во времена коллективизации натерпелись они сами от этой власти.

Обедали дружно, молча. Еда оказалась очень вкусной – и борщ из большого чугуна, и тушёное мясо с картошкой из маленького чугуна. А когда из печи извлекли крынку с топленым молоком и наполнили им до краёв кружки, то, вообще, жизнь показалась необыкновенно вкусной и счастливой.
 Шофёр ушёл в гости к женщине с коромыслом. Арик, Светлана и я забрались на полати. Нам с сестрой брат рассказывал страшилку о чёрном пречёрном лесе, в котором стоит чёрный пречёрный дом, в котором стоит чёрный пречёрный гроб. К нашему с сестрой удовольствию, в этом чёрном пречерном гробу лежал не чёрный пречёрный мертвец, а белое пребелое мороженое. Причём, эта страшилка рассказывалась с завыванием полушепотом и, после слов «черное пречерное», выдерживалась пугающая слушателей пауза, за которой резким голосом сообщалось, что это за предмет, такой чёрный пречёрный. Позабавившись, страшилкой мы пытались уснуть.
Родители ещё долго сидели за столом, пили чай и всё говорили и говорили. Я не слушал, о чём был разговор, а просто под их тихую речь, как под колыбельную песенку незаметно для себя уснул – будто провалился в яму.
 Было позднее утро, я проснулся. Сестра ещё спала, Арика и отца не было дома, мамы тоже. Во дворе я не обнаружил ни машины, ни отца с братом – понял, они уехали в Новосибирск. Вернулся домой. На столе увидел две кружки с молоком и два ломтя хлеба. С опаской оглянулся на дверь: а вдруг объявится мамина помощница и заставит умываться. Мои опасения были напрасными - женщина не пришла. «Ну и хорошо», - подумал я, выпил молоко, съел хлеб и пошёл на улицу. Осмотрелся. Наш дом стоял в окружении громадных сосен. Пахло смолой и прелыми травами. Дул слабый ветерок, но иногда, точно шквал, налетал сильный - и вершины сосен наклонялись в сторону и потом, по мере ослабления ветра, ещё долго раскачивались. Мне казалось, что стою я в Рублёвском бору, и вот-вот увижу наш дом и бабушку, соседей - тётю Любу с дядей Витей и, конечно, тётю Фалю. Прибегут на мой зов собаки, окружат меня и, помахивая хвостами, будут, требуя ласки, тыкаться носами в мои руки. Настолько ясно представил себе эту картину, что не особо удивился, когда ко мне подошла собака. Я погладил её по голове, покрутил ей уши – и мы стали друзьями. В сопровождении нового друга я пошёл осматривать «свои» новые владения.
 Недалеко за нашим домом, точно как и наш, в окружении деревьев, стоял почерневший от времени бревенчатый дом, крытый тёсом, поросшим зелёным мхом. Дом казался нежилым. Однако, приблизившись к нему, я увидел козу, привязанную на длинной верёвке к вбитому в землю колу. Подошёл поближе. Коза уставилась на меня щелястыми глазами, рассматривала: ей было, наверное, одиноко и скучно и она, нацелив на меня рога, вдруг встала на задние ноги и, выкрикнув «ме–ме!» кинулась на нас с собакой. Я не успел даже отскочить в сторону, как коза оказалась подле меня в такой близости, что я почувствовал её запах. Собака кинулась защищать меня - принялась лаять на козу. Коза мотнула головой и отошла насколько ей позволяла верёвка, принялась щипать траву. Мы с собакой ретировались – пошли к маслозаводу.