Глава вторая
1
Вечером, за ужином мама к огорчению отца сообщила, что её перевели на третью группу инвалидности, и теперь она может работать и тут же продемонстрировала нам приказ о назначении её на работу:
Приказ № 327
По тресту Новосибмаслосырпром
Г. Новосибирск. 15 января 1944 г.
Тарасову Софью Александровну назначить директором
Антипенского маслозавода Коченёвского Раймаслопрома
С 25 января 1944 г. С оплатой фактических расходов.
Тов. Тарасовой С.А. приступить к исполнению своих обязанностей с 25 января 1944 г.
Управляющий трестом ………..(Кротов).
Отец прочитал вслух приказ. Помолчал. В свою очередь удивил не только маму, но и нас:
- У меня тоже новости - премию получил, - и положил на стол пачку красных тридцатирублёвых купюр. – На твой отъезд хватит, да и на жизнь - на первое время, пока зарплату не получишь, - и, повернувшись ко мне улыбаясь, сказал. – Вот, Лёвка тебе и сметана и прочее!
Всем семейством провожали маму. К платформе подошёл небольшой паровоз с прицепленными к нему несколькими товарными вагонами - теплушками, оборудованными под перевозку людей. Отец с трудом втиснул маму в теплушку, битком набитую пассажирами. Пассажиры ворчали, им не хотелось уступать место на лавке возле печурки, обогревающей вагон, какой-то мешочнице, как обозвали маму, но когда отец сообщил им, куда и почему едет эта мешочница, благосклонно закивали маме и потеснились. Оказалось, что почти все пассажиры этого вагона возвращались из города домой, в Крутологово. Вот так наша мама и познакомилась с жителями Крутологово и со многими рабочими маслозавода, не прибыв ещё на место назначения.
Поезд долго не отправлялся: машинист поджидал народ, и редкими паровозными гудками торопил людей тянувшихся к станции по заснеженной после бурана дороге.
В военное лихолетье население, не лишённое чувства юмора, в основном перемещалось на таких поездах и прозвало их «пятьсот-весёлыми». Почему, спрашивается? Да, наверное, потому, что двигались такие поезда, неспешно, иногда стояли часами на запасных путях, пропуская пассажирские поезда или эшелоны с военной техникой. В ожидании отправления в теплушке обязательно объявлялся гармонист и веселил пассажиров лихими переборами, а то и заставлял грустить мотивами жалостливых песен. Женщины пели и грустили, и было от чего: война многих сделала вдовами. Наверное, поэтому прилипло к этим поездам название «весёлые», а «пятьсот» - так это очень просто объяснялось: пока доедешь до места назначения, поезд несчётное количество раз, останавливался.
Мама уехала, и в доме стало пусто и неуютно. Отцу было не до нас: работа поглощала всё его время. И мы с сестрой поняли, кто в доме был главным – наша мама. Соседи Левины, как могли, помогали нам: тётя Лариса никогда не спрашивала сыты ли мы с сестрой и что ели, а вечером, придя с работы, принималась сочинять для нас ужин. Заходил иногда к нам комендант (тот самый офицер, который продавал золотые часы на рынке), он дожидался отца, и они до ночи беседовали о событиях на фронтах и прогнозировали, что нас всех ожидает. Брат редко забегал домой. Ну, уж если появлялся, то мы его долго не отпускали и затевали с ним борьбу – пытались вместе с сестрой, ещё нам помогали Галя с Женей, повалить его на пол. Но всегда верх одерживал брат – делал из нас «кучу малу». Было весело и не хотелось, чтобы брат уходил. Как-то он проговорился, что посещает курсы радистов, по окончании которых, может быть, его отправят на фронт. Брат спохватившись, что такая новость может огорчить отца, попросил нас держать «язык за зубами». Нам очень нравилось, что мы скрываем от отца тайное намерение брата отправиться воевать. В наших фантазиях брат будет не простым красноармейцем, а радистом, которого будут забрасывать на парашюте в тыл к фашистам. И чего мы только не сочиняли, дружная четвёрка: и Арик станет героем, и он обязательно Гитлера захватит в плен. Когда же Галя с Женей засомневались в последнем, то мы чуть не подрались с ними, но потом помирились, решив, что наш брат не лично возьмет в плен Гитлера, а вместе с другими разведчиками.