ЧАСТЬ 2
Глава первая
1
К концу дня въехали в Новосибирск со стороны завода имени В.Чкалова. Машина катила по выложенной булыжником дороге, тянувшейся параллельно трамвайным путям. От тряски, от жары, от пыли, поднимавшейся из-под колёс машины и от долгой дороги мы так устали, что было лишь одно желание – поскорее доехать до нового места жительства. Машина остановилась, миновав две трамвайные остановки: на дороге стоял военный, показывая красным флажком на обочину, где следовало поставить машину, так как из-за поворота навстречу нам выползала колона военнопленных. Впереди колоны с автоматом шёл конвоир. Люди шли, опустив головы и с пугающей монотонностью пели: «…кулеме, кулеме…» шарканье ног по дороге не позволяло расслышать другие слова, звучавшие за этими - «кулеме, кулеме».
Отец с шофёром стояли возле машины, курили и рассматривали пленных:
- Эти пленные не немцы, румыны. На работу их гонят, - пояснил шофёр.
Колона пленных, обдавая нас пылью, проследовала мимо. Замыкал колону всего один конвоир.
- Конвой маловат для такой массы пленных, - заметил отец.
- А куда они денутся! Да румыны рады, что в плену, не очень они охочи воевать. Знаю это точно, разговаривал не с одним из них, - развеял опасения отца шофёр.
Полуторка миновав несколько трамвайных остановок, подвывая мотором, преодолев подъём в гору покатила вдоль железнодорожного полотна, ныряющего вдали под громадные ворота, охраняемые часовым. Машина свернула к баракам, приткнувшимся к дощатому забору, за которым виднелись производственные корпуса завода, и остановилась возле входа в один из бараков.
- Приехали! – прокричал нам отец, выбираясь из кузова машины.
Мы с любопытством разглядывали барак. Возле барака, толпились дети и пожилые женщины. Из кабины машины, поддерживаемая под руки отцом, с трудом вылезла мама. Она поздоровалась с женщинами. Те в ответ покивали головами и охотно принялись помогать выгружать из кузова машины наши пожитки. Особенно бережно женщины ставили на землю корзины с продуктами, не переставая удивляться такому богатству.
- Николай, и это наше жилище, наш дом!? – осмотревшись, удивилась мама. - Опять барак!
- Соня, это временно. Скоро, очень скоро, достроят дом для специалистов, и мы обретём благоустроенную квартиру, - успокаивал отец маму.
- Если ты знал, что ждёт семью, зачем же нас было срывать с места, - не унималась мама. Думаю, мы надолго застрянем в этом жилище!
- Да, пойми же! - сердился отец. - Тебе лечиться надо. При заводе есть поликлиника и больница, хорошие врачи!
Так разговаривая, и, убеждая друг друга каждый в своей правоте, родители и мы за ними вошли в тёмный и длинный, как тоннель, коридор барака. В конце тоннеля открылась дверь – и в призрачном свете мы увидели по всей длине коридора в стене, отступившей от глухой стены на два метра, множество дверей.
- Вот и наша комната, - открывая, сколоченную из не струганных досок дверь, объявил отец.
Через трещины и дырки в стенах комнаты можно было рассмотреть, что происходит у соседей. Комната освещалась через половинку окна: перегородка между нашей комнатой и комнатой соседей разделяла окно на две равные части. Три железные кровати и стол между двумя из них – вот и вся мебель. Под потолком висела единственная электрическая лампочка. Такая неустроенность очень настораживала: казалось, что здесь всё грозит неожиданной бедой, что – то давило и угнетало. Мы притихли и, молча, разглядывали помещение.
Как места, освящённые за долгие годы молитвами страждущих, бывают, благотворны для посетителей, так и места, насыщенные когда – то горем страдальцев, угнетают невольных посетителей, тем более тех, кто вынужден в них проживать. Мне кажется этим обстоятельством и объяснялась тягостная атмосфера, в которую мы были погружены, оказавшись в этом месте, в этом жилище.
Вечером когда, как смогли, устроились: рассовали скарб по углам и под кроватями, развесили одежду на гвоздях, вбитых в стены, поужинали и собирались уже укладываться спать, отец неожиданно разговорился и поведал нам историю бараков.
В бараках, стоящих рядами и огороженных забором, поверх которого была натянута несколькими рядами колючая проволока (к нашему приезду она во многих местах отсутствовала), до войны содержались заключённые, и место это называлось «зоной». Недаром бараки стояли впритык к заводскому забору: удобно было конвоировать заключённых к месту работы. До войны «зона» работала на этом заводе. Завод производил чугунное литьё различного назначения: сковородки, чугунки, люки для канализационных колодцев, оснастку для печей и многое другое. Как только началась война, завод стали именовать п./я 136 и перепрофилировали на выпуск военного снаряжения, а «зона» была перебазирована за речку Каменку. Война заселила опустевшие бараки разным людом: и бывшими заключёнными, и семьями эвакуированных граждан из мест, где гремела война, и прочим народом.
Жители этого, называемого властями, рабочего посёлка, трудились на заводе. Бараки практически остались в том же виде, в каком были, когда в них содержались под охраной заключённые. Правда, для проживания свободного люда их «благоустроили» - убрали нары и разгородили фанерными перегородками на небольшие комнаты.
Предчувствие маму не обмануло: лишь через полгода мы перебрались в новый дом и то в коммунальную квартиру.
Мама по своей доброте первое время делилась с соседками картошкой и крупой. В благодарность за это они помогали ей по хозяйству, и потеряли к нам интерес, когда по достатку мы сравнялись со всеми: довольствовались лишь пайком отца и тем, что получали по продовольственным карточкам.