23-го августа я пришла на собрание за час до его начала. Надо было собрать подписи девочек под письмом, которое я с помощью Анатолия Михайловича написала. Они уже знали о повестке дня собрания, обещали на него прийти, и открыто поставить перед Натальей Ильиничной все волнующие нас вопросы. В партком они не обращались и надеялись, что на собрании всё устроится.
Наконец, пришли Розетта, Фира, Жанна, прочитали письмо и, согласившись со всем, что там было написано, его подписали. Собственно, ничего нового в нём не было. Я кратко изложила выступление Ирмы на комсомольском собрании и в конце письма просила ответить на три вопроса:
1. На сколько лет рассчитан учебный план студии?
2. Будут ли нам делать концертные номера по окончании студии?
3. Можно ли сообщить в бухгалтерию раз и навсегда о том, что мы студийцы и получаем стипендию, а не простойную зарплату актёра?
Уже должно начаться собрание, почти весь отдел в сборе. В зале за столом президиума уже сидят Наталья Ильинична и секретари партийной организации отдела и ВГКО, а я всё прячусь в коридорах клуба, так как жду Ирму. Она письмо ещё не подписала.
- Вот где вы гуляете! – слышу бархатный баритон партийного секретаря ВГКО. – Что же вы нас задерживаете? Собрание надо начинать, а вас нет! Где письмо? Наталья Ильинична должна с ним ознакомиться.
- Я не могу дать письмо, так как нет всех подписей, - говорю я, пряча письмо за спиной.
- А сколько есть?
- Моя и трёх девочек... Нет главной подписи – подписи Ирмы. Она выступала на комсомольском собрании.
- Ничего страшного! Я скажу, что Ирма согласна с изложенным в письме. Ведь вы написали о тех же проблемах, о которых говорила она?
- Да...
- Очень хорошо! Давайте письмо... Не волнуйтесь, я всё объясню...
Я отдаю письмо и понуро иду за секретарём в зал. Быстро прочитав полученную от секретаря бумагу, Наталья Ильинична открывает собрание.
- Товарищи! Сегодня у нас открытое партийное собрание, присутствуют практически все работники отдела, так что мы сможем подвести итоги работы за прошедший сезон и поговорить о планах на будущее. В партийную организацию ВГКО поступило заявление от секретаря комсомольской организации отдела о плохой работе нашей студии. – В зале возник недоумевающий шумок. – В письме заданы вопросы, адресованные мне. Странно, конечно, почему эти вопросы мне не были заданы напрямую, ну, да это детали... Итак - заявление...
С плохо скрываемой иронией Наталья Ильинична громко дочитала заявление и насмешливым взглядом окинула присутствующих в зале.
- Вот так... Наши студийцы, наши юные дарования, которых я подобрала буквально с улицы, чтобы сделать из них настоящих актёров, оказывается, думают не об искусстве для детей и своём совершенствовании, а погрязли в мелких личных проблемах. Мы в вашем возрасте, - обратилась она к нам, студийцам, - жертвовали ради искусства всем, и, чтобы прокормиться, по ночам штопали балетные туфельки балеринам из музыкальных театров. Видимо, вы даже на это не способны. Ну, что ж... Давайте попробуем решить ваши проблемы.
Я слушала Наталью Ильиничну, сгорая от стыда. Но, оскорблённая её тоном, её отношением к нам, как к «подобранным с улицы», а значит, бросовым людям, готова была тут же ей ответить, чтобы отстоять наше достоинство.
- Розэтта! – обратилась к ней Наталья Ильинична своим неповторимым контральто, как бы подчёркивая ничтожность девчонки. – Что вас не устраивает в студии?.. Расскажите нам о своих проблемах... Чем вы недовольны?..
Розэтта встала, низко опустив голову, заикаясь, хриплым от волнения голосом проговорила:
- Я... Наталья Ильинична... Я... Мне всё нравится...
- Но вы же подписали это заявление... Это ваша подпись? – допрашивала Наталья Ильинична, демонстрируя всем подпись Розэтты.
- Да... Нет... Я не хотела... Натэлла сказала... Я подписала... – завершила, чуть не плача, свою тираду Розэтта.
- Натэлла сказала?.. Ну, что ж, садитесь Розэтта. А вам, Фира?.. Вам что не нравится в работе студии? Что вас не устраивает? Вы ведь тоже подписали заявление...
- Да... – ответила Фира с тоскливым выражением лица, не поднимая глаз. – Натэлла попросила... Но меня всё устраивает.
- А вы, Жанна? – уже с победным выражением лица продолжала «спектакль» Наталья Ильинична. – Под заявлением, кажется, стоит и ваша подпись...
Жанна вскочила и с наигранным возмущением начала оправдываться.
- Я понятия не имела, что это за заявление и про что оно! Я его даже не читала! Натэлла поймала меня в коридоре, сунула какую-то бумажку и сказала мне: «Подпиши...» Я подписала, доверяя ей, а она вот так меня подвела!..
Недобрый гул пронёсся по залу. Сердце моё сжалось и окаменело. Я поняла, что сейчас предстоит отвечать мне, и помощи ни от Анатолия Михайловича, который сидел почти рядом, стараясь не смотреть в мою сторону, ни от Ирмы, которая не пришла на собрание, ни от секретаря парткома - не будет. Но и моего унижения не будет!!!
Не успела Наталья Ильинична произнести до конца мои имя и фамилию, как я уже шла к столу президиума, готовая отразить любые её насмешки.
- Да, я могу объяснить причину появления этого заявления, - начала я, спокойно глядя прямо в многоликое пространство зала. – В апреле на общем комсомольском собрании объединения мне довольно жёстко объяснили, что как секретарь комсомольской организации я отвечаю за шефские концерты для детей. О существовании таких концертов я раньше не знала. Уважаемый парторг отдела, почему вы мне этого не сказали, когда уговаривали стать секретарём? Или для вас общественная работа тоже заключается только в сборе взносов? Почему молчите вы, секретарь партийной организации ВГКО? Неужели вы ничего не знали о существовании нашей студии? Почему потребовали от нас, студийцев, номера для этих концертов? Наталья Ильинична, вы говорили, что, открывая студию, хотели научить нас основам актёрского мастерства, чтобы мы стали настоящими актёрами... Значит, наша студия – учебное заведение? Тогда почему мы не имеем права знать, каков учебный план, когда мы кончим студию? Если мы актёры, как записано в наших трудовых книжках, почему с нами никто не работает над подготовкой концертных номеров? И, наконец, пара слов о, так называемой, стипендии... Спасибо вам, Наталья Ильинична, что вы перевели меня в ассистенты и избавили от ежемесячного, унизительного вымаливания денег в кассе. Но девочки-то продолжают получать эти 30 рублей не регулярно. Возможно, вам, Наталья Ильинична, некогда заниматься организацией таких мелочей, как зарплата студийцам. Тогда, пожалуйста, поручите это кому-нибудь из ваших помощников. Поверьте, выдерживать каждый месяц презрительное - «для вас денег нет!» - даже для девочек, пришедших с улицы, довольно унизительно. Мы очень хотим быть актёрами, мы готовы работать день и ночь с педагогами, с вами, но по точному расписанию занятий и, оговорённым когда-то с вами, правилам.
В полной тишине зала я пошла на своё место. Казалось, я иду среди людей, объявивших мне бойкот. Тяжёлую паузу прервал парторг отдела.
- Это возмутительно, товарищи! – взволнованно начал он. – В выступлении секретаря сплошные нападки на партийную организацию, на наш коллектив и ни слова благодарности к Наталье Ильиничне, которая самоотверженно работает со студийцами, отдаёт им всю душу, печётся об их профессиональном становлении!.. Я прошу прощения перед вами, товарищи, что ошибся в подборе комсомольского секретаря. Вы, Натэлла, предали наш коллектив и оказались лгуньей! Хочу напомнить вам, что студия создавалась не для вас. Наша студия - это место, где каждый актёр отдела повышает свою квалификацию. Профессионализм, Натэлла, – это ежедневная учёба до гробовой доски! Прекрасные, подобранные Натальей Ильиничной педагоги, работают с нами, оттачивают наше мастерство! Конечно, как и все дороги страны, двери нашей студии открыты для молодёжи, мечтающей работать в искусстве. Пробуйте, учитесь, творите! Отдавайте свою молодую энергию искусству для детей! Но не смейте сеять семена раздора в нашем замечательном коллективе! Если я не прав, пусть поправят меня товарищи.
Что тут началось!.. Как стая ворон, испуганная появлением врага, люди повскакали с мест и, перебивая друг друга, загалдели, то клянясь в любви к Наталье Ильиничне, то гневно осуждая меня и студийцев, за отсутствие благодарности, преданности коллективу, который тепло и радостно принял нас в свою семью, а мы... такие сякие... так отвратительно и подло поступили...
Слушать этот агрессивный гвалт уже не было сил, и я пошла к выходу. Но у двери, вдруг, сердце забилось в горле, во мне всё обмякло, и я стала падать. Чудом рядом оказался верзила Сашка, танцевавший со мной в паре на занятиях танцем. Он подхватил меня и помог выйти из зала.
