* * *
Что представлял собою Мочалов как театральный феномен, как сценическое явление? Мочалов то был гениален и, по выражению григорьевского сонета, -- "зала выла, как голодный зверь", то, по словам инспектора театра Храповицкого, "никуда не годился". С. Т. Аксаков с восторгом отзывается об исполнении Мочаловым в 1826 году роли Аристофана в пьесе кн. Шаховского: "Сколько огня, сколько чувства и Даже силы было в его очаровательном голосе! Все чувства, как в зеркале, отражались в его глазах". А через два года тот же Аксаков пишет: "Мочалов в роли Аристофана не походил ни на Мочалова, ни на представляемое лицо. Всю роль он проговорил не своим, а весьма тихим голосом, не одушевил самых лучших сцен, отнял у роли сардонический смех -- первый признак Аристофана -- и играл как будто нехотя". Об исполнении роли Волкова читаем у Белинского: "Мы изучали Мочалова в роли Волкова. Жестикуляция его была напряженная, сильная до излишества, но одушевления не было". А за десять лет до этого о той же роли Аксаков пишет: "Мочалов был превосходен, говоря же о ботике Петра Великого, -- достиг неподражаемого совершенства".
"Что он сделал из Ляпунова в "Скопине-Шуйском", -- пишет Ап. Григорьев, -- он уловил единственную поэтическую струю этого дикого господина -- я говорю о Ляпунове драмы, а не о великом историческом Прокопии Петровиче Ляпунове, -- он поймал одну ноту и на ней основал свою роль. Эта нота -- стих "До смерти мучься... мучься после смерти". Ну, и вышел поэтический образ, о котором, вероятно, и не мечталось драме, рассчитанной совсем на другие эффекты". Современники Мочалова, видевшие его в этой роли (Соловьев, Кублицкий), так изображают впечатление от исполнения роли Ляпунова: "Страшному крику вторил радостный, но столь же страшный хохот мстителя -- тот хохот, которым мог потрясать зрителей только Мочалов. Все были поражены силой трагического представления". А вот отзыв харьковского рецензента об исполнении той же роли: "Что это такое! Рост маленький, стан неловкий, голос слабый, жесты странные, нередко смешные. Боже мой, неужели это Мочалов? Неужели он? Мне говорят: погодите, разыграется. Да где же ему разыграться, когда он в лучших местах роли был просто уродлив?" И вдруг читаем дальше: "Мочалов вырос", "Какая величественная осанка -- пишет харьковский рецензент, -- какой взгляд, голос и это горестное, убийственное выражение лица! Но вот Мочалов бежит к окну, зовет, кричит... "Он умер, а им как будто И дела нет!" Это было лучшее место во всей роли Мочалова".
Каждый из приведенных отзывов находит лучшим особое место, и это не столько потому, что видели разное, сколько потому, что в разных спектаклях мочаловские "минуты" приходились на разные места роли. Но едва ли не самое интересное -- это сопоставление начала и конца харьковской рецензии. В начале рост маленький, стан неловкий, голос слабый, а в конце -- "вырос", "величественная осанка", "мощная грудь" "зовет, кричит"... Магия волшебного превращения пред нами налицо.
Свободное копирование
