Перехожу к составу драматических трупп того времени. За короткое время перебывали в Одессе Фабианская, Андреева (Чарская), Лукашевич, Стрелкова, Ольга Козловская, Ф. Козловская, Н. И. Степанова, О. Н. Воронина, М. И. Соколова, Ю. И. Лаврова, H. К. Милославский, П. А. Никитин, H. X. Рыбаков, М. Л. Крапивницкий, Н. И. Новиков К. Ф. Берг, П. Г. Протасов, Арди, В. В. Чарский. П. Н. Николаев, Н. П. Новиков-Иванов, Л. Н. Самсонов, Много-ли из них осталось теперь в живых? Да почти никого! Андреева (Чарская) содержится теперь в убежище, имена двух-трех еще живущих забыты для сцены, а большинство покоится там, где "несть ни болезни, ни печалей, ни воздыханий". Недавно я был в Одессе и случайно на кладбище наткнулся на могилу H. К. Милославского, умершего в 1882 г., а рядом на могилу О. Н. Ворониной, которая провела с ним последние годы своей жизни и умершей за два года до него. Вид этих заброшенных могил меня поразил! И это могила Милославского, этого гениального артиста, доставлявшего одесситам в течении многих лет столько чудных минуть эстетического наслаждения своей высоко-художественной игрой? А могила Самсонова, похороненного в Киеве на Байковом кладбище? где она? Где могила этого вечнаго борца за меньшую актерскую братию, артиста-писателя, всю жизнь ратовавшего за создание правильно организованных товариществ драматических артистов? Могила эта давно уже заросла и не найти к ней больше дороги! А могила П. А. Никитина, тоже похороненного в Киеве на Байковом кладбище? где она? Да простят мне это небольшое отступление, оно явилось помимо моей воли!
Сезон 1868 года был одним из выдающихся по составу драматической труппы. Из дебютировавших впервые артисток особенное внимание обратил на себя В. В. Чарский, выступивший в роли Жадова ("Доходное место"). В первых двух актах артист ничем не выделялся, но в третьем акте (в трактире) г. Чарский имел значительный успех, который, чем дальше, шел crescendo, а по окончании спектакля дебютант уже был предметом шумных оваций. Не прошло и двух недель как г. Чарский стал любимцем публики. Особенно полюбили г. Чарского студенты Новороссийского университета, а когда они узнали, что артист, до посвящения себя сцене, был студентом Киевского университета, любовь эта уже не имела границ: Чарский стал кумиром молодежи, но... ненадолго. Случилось одно обстоятельство, сразу оттолкнувшее от артиста всех его юных поклонников. Назначен был бенефис Чарского. Для своих артистических именин он выбрал пьесу Манна "Говоруны". Хотя студенты, узнав об этом выборе, и просили артиста переменить пьесу, так как "Говоруны" -- сплошной поклеп на русскую молодежь, но бенефициант просьбы не исполнил. Наступил день спектакля. Все ложи второго яруса (каждая ложа делились на шесть мест -- купонов) были заняты студентами, не мало было их и на галерее. По окончании первого акта из лож и галереи послышались свистки и крики: "долой пьесу"! "Вон режиссера! вон Чарского"! Шум поднялся неимоверный, явилась полиция, стала увещевать, но ни что не помогало: крики не умолкали! На сцену вышел режиссер г. Н. И. Новиков, которого встретили пронзительными свистками. Г. Новиков неоднократно порывался кое-что сказать, но за шумом, криками и свистками ничего нельзя было разобрать. Наконец кто-то из студентов крикнул "тише! Дайте ему объясниться"! Водворилась тишина. Г. Новиков заявил, что он от режиссерства уже третий день как отказался, да если-бы и был еще режиссером, то все-же выбор пьесы зависел не от него, а от бенефицианта. Заявление Новикова было встречено аплодисментами. перед ним стали извиняться в самых лестных для него выражениях и с еще большей настойчивостью стали требовать выхода г. Чарского. Артист не выходил. Вместо него появился г. Надеждин и объявив, что он режиссер, обратился к первым рядам кресел с следующей (помню ее дословно) фразой: "я обращаюсь к образованной части публики, а не к тем наверху сидящим,-- желает она слушать продолжение пьесы"? Польщенные такой фразой, перворядники ответили: "желаем", "желаем"!, но что кричали верхи -- я и передать не могу. По адресу Надеждина посыпались такие эпитеты, что он быстро скрылся за занавес; крики: "долой пьесу! вон Чарского! вон Надеждина"! дошли до того, что о происшествии в театре вынуждены были сообщить градоначальнику г. Бухарину. Но и его присутствие не помогло: молодежь не унималась. Когда неоднократные просьбы прекратить скандал ни к чему не повели, г. градоначальник распорядился арестовать временно всех бывших в театре студентов и записать их адресы. Но и это не помогло: пьеса дальше первого акта не пошла и была заменена какими-то водевилями. Прошло дней пять или шесть. В университет стали доходить слухи о вторичной постановке "Говорунов" по распоряжению высшей администрации края. Слухи оказались основательными {Генерал-губернатором Новороссийского края был в то время П. Е. Коцебу.}. Говорить, что сбор был полный -- нахожу излишним. О скандале в бенефис Чарского знал весь город и билеты брались на расхват; кто не знает, что публика всегда падка на скандал! Позаботились о билетах и студенты: ими были взяты билеты не только в галерею и купоны, но и в кресла; университетское начальство также не оставалось спокойным; в театр явились: ректор, проректор, суб-инспектор, педеля; были и некоторые из профессоров. Наступил день спектакля. В семь часов вечера зрительный зал был уже переполнен. В театре было тихо, но все знали, что это временное затишье перед грозой. Волновался только один человек-суб-инспектор Лонгинов. Человек этот был любим всеми студентами за свои к ним отношения; он всегда принимал все меры, чтобы избавлять студентов от неприятностей, ходатайствовал за них перед профессорами во время экзаменов, удерживал педелей от доносов на студентов, защищал пред начальством при так наз. студенческих историях со слезами на глазах упрашивал не вмешиваться "в личное ему одолжение". И на этот раз Лонгинов был неспокоен за своих студентов: он знал, что в случае скандала многие пострадают и потому постоянно шнырял между рядами кресел, упрашивая "плюнуть на пьесу и Бог с ней". Увертюра была сыграна, ожидали поднятия занавеса, но... на авансцену вышел кто-то из артистов и заявил, что по чьей-то болезни вместо пьесы "Говоруны" поставлена будет пьеса "Перемелется-мука будет". Ответом на это заявление был взрыв аплодисментов и крики -- "браво"! Хотя часть публики разочаровалась, ибо "скандал не состоится", но лица студентов сияли. Сиял и Лонгинов; не стесняясь он вслух стал поздравлять студентов и, плача от радости, со многими целовался. Принимали пьесу, конечно, на ура!, а когда в финале первого акта раздалось со сцены "gaudeamus igitur", к театральному хору примкнули все студенты. Это был чудный момент, которого никто из бывших в театре студентов никогда не забудет. Нечего прибавлять, что болезнь артиста была мнимая и служила только предлогом отменит "Говорунов". Помогли в этом случае антрепренер Фолетти и его секретарь Андрушевич: их просили "Говорунов" не ставить, но ослушаться администрации нельзя было, и исход был найден. Так кончилась история с "Говорунами", благодаря которой г. Чарский перестал быть кумиром молодежи.
Свободное копирование
