Говоря, однако, что одесская публика любила все выдающееся по сцене, я не могу, во имя правды, пройти молчанием два хорошо запечатлевшихся в моей памяти случая, когда публика эта, исключительно по капризу, пренебрегла весьма выдающимися артистками. Первый случай был с Ристори, знаменитой итальянской драматической артисткой. Приехала она в Одессу на несколько спектаклей и назначила, как полагали некоторые местные богачи, слитком большие цены местам, о чем они и сообщили г-же Ристори, требуя уменьшения цен. Артистка не согласилась и что-же? Богачи эти объехали всех известных им театральных завсегдатаев своего круга и где просьбами, а где угрозами заставили всех отказаться от посещения театра во время гастролей г-жи Ристори. Знаменитая артистка играла почти при пустом театре, а герои этого скандала повсюду трубили победу. Могут возразить, что господа, затеявшие эту историю, совершенно правы, что иностранные знаменитости, являясь в Россию, через чур уже бесцеремонно дерут деньги с публики, но я с этим не согласен: если исходить из такого начала, то где-же границы той платы, которая всеми одинаково будет признана не высокой; с таким-же правом, как утверждать, что 25 р. за ложу много, можно утверждать, что и 30 коп. за место на галерее тоже дорого: все зависит от средств, которыми обладает желающий быть в театре. Желаете дешевых цен -- стройте общедоступные театры и давайте антрепренерам субсидии. Наконец, видеть такую всемирную знаменитость, как Ристори -- исключительный случай, который и не может быть доступен для каждого; за это надо платить много и два-три одессита, затеявшие скандал, вовсе не исходили из того начала, что не следует брать больших цен, а просто по своему капризу придрались к ценам и заставили почти всю состоятельную Одессу не воспользоваться пребыванием такой великой артистки.
Если этот факт быть может и будет спорным, то вряд-ли тот, который я сейчас разскажу, не докажет наглядно, что одесситы подчас бывают очень капризны.
В 1870 г. г. Фолетти приглашена была в состав итальянской оперы певица Понти-дель-Арми. Дебютировала она в 'Лукреции Борджиа' с громадным успехом; такого феноменального голоса одесситы давно уже не слыхали.
Должен заметить, что свою входную арию, как это требуется по ходу оперы, артистка спела под маской. Когда, после исполнения этой арии, Понти-дель-Арми сняла маску -- зрители увидели перед собой крайне некрасивую особу, но впечатление, произведенное голосом артистки, было так сильно, что на наружность и не обратили внимания. Антрепренера Фоллети со всех сторон поздравляли с столь ценным приобретением и певицу до того полюбили, что все спектакли с ее участием давали полные сборы, а в бенефис ей платили за ложи и кресла бешенные деньги и поднесли по подписке бриллиантовую диадему в несколько тысяч! И артистка стоила этих подношений и оваций! Так прошло два сезона, а когда Фолетти пригласил г-жу Понтидель-Арми на третий сезон, то по городу стали распространяться слухи, что золотая молодежь не желает более слушать эту артистку, что она надоела, ибо очень некрасива, и если Фолетти не пригласит на ее место более молодую и красивую, то будет скандал. Слухи эти дошли до администрации, которая с своей стороны приняла меры предотвратить скандал, но это ей не удалось. В вечер первого выхода г-жи Понти-дель-Арми (в "Гугенотах") театр был переполнен, а на театральной площади, в ожидании скандала, собралась толпа в несколько тысяч человек. Первый акт прошел спокойно, а когда во втором акте появилась Понти-дель-Арми (Валентина), ее встретили оглушительными свистками. Как будто весь театр аплодировал, но резкие свистки раздавались со всех сторон. Оказалось, что золотая молодежь, состоявшая главным образом из греков и итальянцев, пригласила с собой матросов и уложила их в ложах, приказав свистать в то время, как сама она, выдвигаясь вперед, неистово аплодировала. Полиция, в поисках за нарушителями порядка, выбивалась из сил, но никого не находила. Так продолжалось с четверть часа, занавес опустили: при вторичном поднятии занавеса, повторилось то-же самое и наконец режиссер объявил со сцены, что спектакль продолжаться не может, а что Понти-дель-Арми отказалась служить в Одессе. И действительно, на другой день она выехала в Ростов на Дону, где, как и следовало ожидать, имела в продолжении сезона колоссальный успех. И вот каприз нескольких десятков лиц лишил одесситов возможности слушать выдающуюся певицу потому только, что она некрасива". Этот вечер мне памятен еще потому, что полицией было арестовано несколько матросов, явившихся в театр с ножами и заявивших, при аресте, что если-бы скандал не был прекращен распоряжением администрации, они пустили-бы в ход и ножи, так как под этим условием их и нанимали.
Как курьез расскажу и следующий факт, имевший место в этот же вечер на галерее. Какой-то еврей, сильно кричавший "Понти", до того надоел своему соседу, что тот ударил его чем-то по губам: еврей, заметив после удара, что по губам его и подбородку течет какая-то красная жидкость, с испугу закричал "кровь! кровь"! Явилась полиция, но оказалось, что это была вовсе не кровь, а что сосед, которому надоел крик еврее, ударил его помидором по губам! Когда, спустя неделю после этого вечера, назначили вновь "Гугеноты", многие из евреев отказались идти в театр, мотивируя свой отказ тем, что в Одессе "Гугеноты" даются не в четырех актах, как везде, а только в одном.