II. Одесса. 1867-1872
Антрепренером Одесского городского театра, сгоревшего в 1872 году, с незапамятных времен был итальянец Иван Карпыч Фолетти и, не смотря на то, никогда русская драма в Одессе так не процветала, как при нем. Все, что было выдающегося в провинции, всегда приглашалось в Одессу; нет такого выдающегося артиста или артистки периода 1867--72 г., которые не подвизались-бы в Одессе. И странное дело, антрепренер не только не терпел убытков, формируя ежегодно выдающиеся драматические труппы, но чистой прибылью, получавшейся от драмы, покрывал убытки, получавшиеся от итальянской оперы. Надо заметить, что городской театр был до того мал, что полный сбор едва достигал 900 руб.; если к этому добавить, что и цены местам были крайне не велики, так, в спектакли русской драмы кресло 1-го ряда стоило 1 р. 25 к.. а 2-го 1 рубль, то пожалуй покажется непонятным значительная прибыль, получавшаяся от русской драмы. А объясняется это весьма просто: незначительными окладами артистов. О тысячных окладах понятия не имели: H. Е. Милославский получал 400 или 450 руб., семейство Новикова, состоявшее из 6 лиц (Н. И. Новиков, его жена, сестра Лаврова с мужем, сестра Шелихова и старуха-мать) 800 руб. и пр. Русская драма играла три раза в неделю, а итальянская опера -- четыре. И вот 12--13 спектаклей в месяц давали такие барыши, что ими покрывались убытки итальянской оперы. Одесситов упрекают в пристрастии к итальянской опере; по моему мнению, это неверно: и русская драма, и русская опера всегда приносили большие барыши, но под одним условием: чтобы состав трупп был хорош, кое-какая русская драма или опера в Одессе ничего не сделают; драма периода 60-х начала 70-х годов, да и русская опера того времени давали всегда почти полные сборы. Сбор в 700 р., при полном сборе в 900 р., считался редкостью в мое время; билетами на драматические спектакли приходилось запасаться за несколько дней. Что касается бенефисов, то о них анонсировалось обыкновенно за неделю и бенефицианты продавали билеты на дому или в буфете театра, а в кассу очень редко попадали билеты. На бенефисные спектакли в два -- три дня публика разбирала все билеты, причем в редких случаях не платили любимцам вдвое или даже втрое против назначенной цены. Не любимцы обыкновенно прибегали к рекламе, выпуская огромные разноцветные афиши, деля пьесу на массу картин и измышляя для каждой картины страшные названия. Особенно отличались по этой части актеры Надеждин и Кастровский. Последний, как сейчас помню, поставил в свой бенефис "Доля-горе", объявив, что на постановку пьесы потрачено до 2-х тысяч рублей и что на сцене будут корабли, пароходы, масса живой рыбы и т. д. Объявление о затрате 2-х тыс. руб. сделало свое дело: в то время 2 тыс. руб. значило больше, чем теперь 10 т. руб. о которых объявляется при постановке новых пьес. Кастровский взял валового сбора больше 4-х т. рублей. Конечно, пароходы на сцену не попали, а мирно стояли в Одесской бухте, но Кастровский получил за рекламу около 2-х т. руб. Актер Надеждин считался специалистом по части картин: поставленный им в бенефис свой "Вечный жид" был разделен на двадцать слишком картин. Имее массу долгов и насчитывая в числе своих кредиторов чуть не половину одесских ростовщиков, он всегда откладывал уплату долгов до своего бенефиса. Пока в буфете производилась им продажа билетов -- он долгов не платил, доказывая, что деньги принадлежат антрепренеру до конца спектакля, а после спектакля он обыкновенно исчезал из театра, совершенно скрываясь в точение 6-7 дней. Все это время он проводил в обществе 'милых, но погибших созданий', с которыми и прокучивал бенефисные деньги. Когда денег не оставалось ни копейки, Надеждин появлялся в театре и сиплым голосом рассказывал, что прекрасно прожил неделю 'на всем готовом'. Накладывать арест на жалованье кредиторы не могли: Надеждин всегда был в переборе; описать имущество нельзя было, оно заключалось в одном чемоданчике с кое-каким малоценным бельем- и по неволе кредиторы оставляли артиста в покое. Прослужил Надеждин в Одессе несколько лет не меняя образа жизни и там-же умер в нищете. Его последний бенефис заставил много о себе говорить. Чтобы умилостивить кредиторов, которые сильно надоедали бенефицианту, он предложил им места в партере, пока кончит свою роль, а затем просил пожаловать к нему в уборную для расчета. Не помню, какая шла пьеса, но в последнем акте герой, которого изображал Надеждин, умирает. Бенефициант удобно улегся на сцене и сидевшие в первых рядах кресел заметили, как он сложил две фиги и протянул руки, по направлению к партеру. Раздался сдержанный смех знакомых Надеждина, но в это время опустили занавес. Когда кредиторы бенефицианта с трудом пробрались за кулисы -- его уже там не было! Оказалось что он ушел с чемоданчиком в руках. Все решили, что он, по обыкновению, отправился на 'все готовое', но через некоторое время выяснилось, что Надеждин сейчас-же, после спектакля, отправился на вокзал и куда-то уехал. Спустя неделю от него было получено письмо, с разъяснением, что фиги относились к кредиторам. О Надеждине мне еще придется говорить по поводу одного из бенефисов В. В. Чарского
Свободное копирование
