Итак, никогда неподвижность. Всегда кипучая деятельность. Всегда живая динамика. В стихотворении Городецкого совершенно излишни слова третьей строки. Даже предметом беседы схема чего-нибудь недвижного быть у него не могла: она сейчас же передвигалась, становилась динамичной, актуальной,-- как та полоска симюльтанистов с цветами радуги, наложенными в беспорядке, которую я видел в руках Якулова и, конечно, сейчас же взявшего ее в руки Кульбина. А потом -- Психея. Темой речей Кульбина о поэзии было как раз отрицание в ней Психеи,-- необходимость замены ее Технэ. Это недавно, у символистов, была Психея,-- а у тех, кто идет им на смену, основа -- Технэ. Это был лейтмотив его речей.
Он любил говорить о функциональной зависимости сущего от четырех переменных величин (Эйнштейн), о времени, как четвертом измерении, и еще о следующих измерениях. Конечно, он признавал Психею в поэзии как нечто не-- обхоодимое в свое время,-- в зависимости от перемены в t -- в величине, обозначающей время. Психея -- знак равенства функции от тэ, но не больше. В стихотворении Городецкого верно все. Но оно -- не достаточно. Да, именно "пойманной в пути" -- но надо же это читателю объяснить!
Там, в Куоккале, мы ходили с Н.И. по довольно пустынному морскому пляжу, пропитываясь горько-солоноватым целебным воздухом; там он пел "Санта Лючия", набирая камушки и пуская их по морской поверхности рикошетом; затем навестили Евреинова; потом Евреинов с дамами пришел вечером к Кульбину; началось стихотворчество на сюжеты дня. Ах, припоминаю я единственное стихотворение Кульбина, сочиненное им до того вечера. Вертится оно вот так в памяти,-- все состоящее из аллитераций и звуковых повторов,-- но на поверхность не всплывает...
Кульбин сохранил бумажки с нашими стишками. Один из нас написал следующее на тему взятия Львова (о чем был пущен слух газетами),-- в связи с оправдавшимися слухами о поступлении отважного охотника в африканских пустынях, поэта Гумилева, охотником -- нижним чином в один из действовавших (пока в тылу) полков.
Охота славная на Львов
Прошла при Гумилеве:
Ведь доброволец Гумилев
Бывал на львином лове.
И другое (за которое могло бы здорово попасть!), приуроченное к слухам о повешении будто бы за измену генерала Рененкампфа, сменившимся известием о награждении его "орденом святого Владимира":
Рененкампфа повесили прежде,
Чем Владимиром был награжден.
Николай! оставайся в надежде,
Что повесит Владимира он.
То есть автора стихотворения (имя -- Владимир).
После короткого отдыха в конце лета в тылу началась кипучая жизнь. Кульбин занялся организацией Лазарета Деятелей искусств. Между прочим, в скором времени лазарету этому был поднесен увесистый "дар",-- со стороны одного из ближайших друзей Кульбина, намеченного им в свои преемники. На извозчике Виктор Шкловский привез в этот лазарет несколько пудов серой бумаги, сброшюрованной в несколько сот книжек, одинакового набора с одинаковой печатью. Это был его "дар Лазарету Деятелей искусств", весь "завод" его "Первой книги прозы".
Я был "призван"; в скором времени и Шкловский. Затем и Шилейко. Блок, устрашенный нелепостью положения, в которое попали двое из перечисленных, по наивности влезшие в гущу сверхчеловеческой вони казарм, от которой заболели, да так, что больше уж ни в коем случае не могли состоять в военной службе,-- попали, не принеся ни малейшей пользы ни народу, ни государству -- разве что врагам,-- потому что отняли у государственных финансов средства на содержание их в течение многих месяцев в лазарете, да не в частном, а в настоящем военном госпитале,-- Блок благоразумно поступил в дружину Земгора за несколько недель до наступления срока призыва его года.
Свободное копирование
