В "Собаке" же -- но, по счастью, без меня, отсутствовавшего по каким-то случайным причинам,-- делали "оммаж" (точнее говоря, "чествовали") и только что впервые появившемуся после долгого изгнания, проведенного за границей,-- Бальмонту. Я не был свидетелем того, как вылил на него некий забулдыжный сын одного почтенного литератора бутылку с красным вином,-- ни того, чем было вызвано это обстоятельство. Я познакомился с Бальмонтом на второй его лекции, в Калашниковской Бирже, через несколько дней после первой. Хозяева "Собаки" тоже присутствовали там, поднесли Бальмонту цветы, поехали с ним в отель "Регину",-- где Бальмонту захотелось угостить скромным ужином нескольких новых знакомых.
Надо сказать, что одним из хозяев "Собаки", хотя не официальным ее владельцем, был один великолепный оратор, недюжинный шахматист,-- но топивший все свои таланты (в музыкальной композиции очень значительные) в беспробудном пьянстве,-- Н.К. Ц...ский. Если рассказывать о нем все,-- не хватило бы на него одного десятилистовой книги. Ограничусь здесь лишь двумя-тремя фактами из его легендарной жизни.
Это он был послан владельцем "Собаки" в качестве секунданта к одному адвокату, которому однажды ночью неожиданно безвинно, без всякого вызова со своей стороны, пришлось в присутствии очень многих претерпевать всевозможные оскорбления от "хунд-директора" (так вот назывался "почтенный" владелец "Собаки"). Очевидно, в этот именно момент последнего почему-то стало чрезвычайно мучить посмертное завещание Сапунова: "Борис! Не пускай в "Собаку" фармацевтов!"
И почему-то отождествив фармацевтический дух с этим очень близким искусству человеком, сотрудником "Аполлона",-- не потому ли, что он явился в адвокатском фраке? -- названный "Борис", осыпая всякою бранью гостя, до тех пор ходившего мирно себе из вечера в вечер в "Собаку", да еще относившегося к почетному разряду "друзей Собаки", т. е. лиц, которым посылались повестки на каждое заседание и собрание, начал изгонять его вон из подвала навсегда. Тот был взбешен. Кричал, что он убил бы всякого оскорбителя, не будь таковой нервнобольным, как "Борис".
Гумилев, пришедший повидаться со своим братом, каким-то дикарем-охотником, жившим где-то за городом и лишь изредка наезжавшим в Петербург,-- где ему Н. Гумилев назначил свидание в "Собаке",-- Гумилев, по свойственной ему активности, не мог оставить без внимания происходящего инцидента,-- и наставительно, спокойно, прожевывая бутерброд, замечал хунд-директору Борису вслух:
-- Борис, знай: сотрудник "Аполлона" не может быть хамом.
Но Борис закусил удила, ничего не слушал. Дело кончилось формальным вызовом на дуэль. И вот на следующий день в квартиру присяжного поверенного, выгнанного Борисом из "Собаки", направился его секундант, Борисов секундант, Ц...ский.
Насколько история помнит, Николай Карлович Ц...ский прибыл в эту квартиру в 6 часов вечера с минутами. Он вошел в переднюю, откуда проследовал, снявши пальто, в столовую. Быстрый взор его сразу заметил кроме хозяина, кончавшего обед,-- раскрытый полубуфет с выглядывавшей оттуда бутылкой. Тогда, оборвав на полуслове начатую на "вы" (что естественно: знакомы он с хозяином почти не были) фразу, относящуюся к дуэли,-- Ц...ский нахально воскликнул:
-- ...ашка! (уменьшительное имя хозяина дома), у тебя только это и есть выпить?
И рука его уже доставала из полубуфета выглядывавшую бутыль. Хозяин настолько опешил, что немедленно распорядился послать за несколькими новыми. Ц...ский "нализался" так, что остался ночевать у обиженного его другом адвоката. Надо сказать, что тот был порядочный бретер. Но данный случай его вполне обезоружил.
А потом, в конце вот этого самого злополучно-угарного "сезона", Ц...ский захотел протрезвиться. Да и жить было не на что: все, что друзья получали от "Собаки", они тут же в ней и пропивали. Между прочим, ни разу не могли внести налогов, полагавшихся за то, что в "Собаке" подавалось вино. Буфетчик, понятно, арендовал вино, буфет и пр. и платил арендную плату шампанским и прочим, что потребляли Борис и его друг. Весною было придумано так. За Ц...ским приедет карета "скорой помощи" и отвезет его в больницу Всех Скорбящих на одиннадцатой версте. Для петербуржцев это название вполне понятно; для провинциальных же поясню: содержащаяся на средства города психиатрическая больница, главным образом, для "хроников".
С крепя сердце, согласился Борис на разлуку с другом. А самому пациенту очень захотелось отдохнуть в соответственно спокойном месте. В четыре часа карста приехала, нашла его, конечно, уже мертвецки пьяным; как умный человек, Ц...ский разыграл то, что надо для них, для приехавших за ним служителей. В больнице же маску снял. В каждом благоустроенном сумасшедшем доме имеется какой ни на есть рояль. Ц...ский захватил с собою много нотной бумаги и вовсю предался композиции. Врачи его просили об одном: не очень поздно, не очень громко (играть на рояле)! В начале следующего лета один мой знакомый, чья невеста заболела душевно и попала в эту самую больницу, жаловался мне, что по больничному уставу он лишен ежедневных свиданий с нею.
-- Этому горю легко помочь! -- воскликнул я. Я дал записочку к Н.К. Ц...скому тому, которого не пускали к невесте: все равно бедняга ежедневно ходил на одиннадцатую версту за Нарвскую заставу. В мужское спокойное отделение, рассчитывал я, конечно, его допустят. И я не сомневался в авторитете Ц...ского среди врачей и администрации. Мой знакомый впоследствии чрезвычайно благодарил меня: Николай Карлович ему все устроил.
Ну, и в "Регине", тогда с Бальмонтом, Николай Карлович не сплошал. Ужин был скромный, но хороший, и вина хорошие. Не прошло и получаса, как Ц...ский уже клюнул своим красным носом над стаканом (в таком же виде он и изображен каким-то хорошим художником: многие его только в таком виде на своем веку вообще и видали) -- и как уже раздался характерный для него в первой стадии опьянения храп. Читатель вспомнит, что он и хунд-директор приехали к Бальмонту с цветами и задавшись при этом чрезвычайно смелою целью: в этот же вечер, после второй лекции поэта на родине,-- отвести его снова чествовать в "Собаку". Естественно, что друг Ц...ского очень обеспокоился таким поведением его.
-- Ну уж, смотрите, какой хам,-- заговорил он беспокойным и извиняющимся тоном. А Бальмонт, со всегдашней своею надменностью (медленно, в нос):
-- Не могу понять, когда одна буква "а" возмущается действиями другой такой же буквы...
Немногочисленным слушателям смысл этой фразы был совершенно ясен.
Наконец, лед был сломан. Бальмонт дал обещание (и исполнил его) в ближайшую субботу быть в "Собаке". И то: сегодня даже был не "Собачий день", и ее надо было спешно "сооружать",-- если бы уж очень настаивать на том, чтобы он приехал на Михайловскую площадь именно сегодня.
Свободное копирование
