Итак, акмеисты: то есть Ахматова, Гумилев, Мандельштам,-- и потом так называемые "мальчики" из Цеха поэтов,-- Георгий Иванов, Георгий Адамович; потом другие "примыкавшие" -- будущие ученые, как-то: В. Гиппиус, В. Жирмунский,-- и сколько еще других! -- одни чаще, другие -- реже,-- но все отдавали дань "Бродячей Собаке". Анна Ахматова, например, помнится, не в одном стихотворении использовала обстановку этого художественного подвала. Вспомните хотя бы:
Все мы бражники здесь, блудницы...
Стихотворение это почему-то кончается так:
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
Мандельштам, задирая голову, рассыпал свои оригинальные стихи периода первого расцвета его таланта,-- и всегда встречался публикой не с меньшим вниманием, чем представители футуристического лагеря. В этот период он написал и свою забавную эклогу неразменному золотому, и свое, ставшее тогда знаменитым, "Адмиралтейство":
Сердито лепятся капризные медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря...
И вот разорваны трех измерений узы,
И открываются всемирные моря...
Но там же он был автором и ряда таких стихотворений, которые впоследствии отверг. Во-первых, своего "Футбола Второго"; "Футбол Первый" ("Рассеян утренник тяжелый, // На босу ногу день пришел, // А на дворе военной школы // Играют мальчики в футбол") он где-то все-таки напечатал, хотя и по излишней строгости к себе не включил в собрание своих стихотворений...
Вот этот замечательный "Футбол Второй",-- образ Юдифи в котором был вызван одной из постоянных посетительниц "Собаки", имевших прозвание "Королевы Собаки" (таких было несколько):
Телохранитель был отравлен...
В неравной битве изнемог,
Обезображен, обесславлен
Футбола толстокожий бог.
И с легкостью тяжеловеса
Удары отбивал боксер...
О, беззащитная завеса,
Неохраняемый шатер!..
Скажи, не так толпа сгрудилась,
Когда мучительно-жива
Не допив кубка, покатилась
К ногам тупая голова?
И надсмехалась лицемерно
Не так ли кончиком ноги
Над теплым трупом Олоферна
Юдифь, и тешились враги?
В "Свиной Собачьей Книге", называвшейся так странно не в силу того же смешения двух этих животных, в каком был повинен (см. цитированное стихотворение) Алексей Крученых,-- но оттого, что эта толстая книга нелинованной бумаги была заключена в переплет из свиной кожи,-- в "Свиной книге" много было записано отличнейших экспромтов не только присяжных поэтов легкого жанра,-- к каким относились в первую голову ставший также постоянным "собачником" и не примыкавший (как и автор этих строк) ни к какой поэтической группе -- П.П. Потемкин,-- но и более серьезных, в том числе интереснейшие стихи Мандельштама, Маяковского и скольких еще!
Но это было не в "Собаке", а в "Вене",-- и записано было даже не в "Венский" альбом, а просто на открытку, тут же направленную к адресату,-- следующее коллективное стихотворение по случаю первых по времени выборов "короля поэтов",-- имевших место там. В них принимали участие супруги Кузьмины-Караваевы, Мандельштам, Василий Гиппиус и я. После того как в первый раз голоса разделились (были поданы два за Федора Сологуба, два за Блока,-- а пятый за одну поэтессу) назначили перевыборы. Пятый присоединил свой голос к сторонникам Блока, которому и было сооружено следующее письмо:
Диалог.
Мы и Блок.
Мы. После Цеха
После Академии,--
Мы без смеха
Раздавали премии.
Блок. Вот потеха!
Избран вами всеми я!
А вот после такого не совсем складного вступления шли четыре грациозные строчки, в которых по почерку я узнал, проглядывая не так давно сохраненную Блоком в тщательном порядке корреспонденцию,-- Мандельштама -- в качестве автора их:
Блок -- король и маг порока;
Рок и боль венчают Блока.
По части остроумия и стихотворных игр в ту пору вряд ли где были соперники следующим членам Цеха: Лозинскому Михаилу, Нарбугу Владимиру и Гиппиусу Василию. Последний, например, в следующих стихах описывал внутренность "Собаки":
Шампанское
В каждом взгляде -- и
Хованская
На эстраде -- и
Как громки на
Красном фоне и
Потемкина
Какофонии...
Нарбут на заданную тему (это не в "Собаке", а в заседании Цеха, предназначенном для шутливого стихотворчества) так описывал взаимоотношения между пресловутыми Цехом и Академией:
Не расцвев и не увянув,
С телом, крепким как орех,
Вячеслав, Чеслав Иванов
На посмешище для всех
Акадэмию диванов
Колесом пустил на Цех...
Как хохол, Нарбут произносил очень явственное "э" оборотное после "д". Комизм от этого усугублялся...
Свободное копирование
