План Стокгольма подобен плану Москвы. Узкий залив делит город на две неравные части. Замоскворечью соответствует Стокгольмский Сэдер. В центре, на островке, находится Слотт, "замок",-- вместе с другим еще меньшим островком Шеппсхольм, "корабельный холм",-- составляющий сердце города; это как бы Московский кремль. "Сэдер" -- значит "Южный"; в примыкающей к "Шеппсхольму" северной, т.е. плавной части города сначала идет тоже "корабельный" портовый квартал, с узкими улицами, населенный оборванными людьми, немного страшноватыми и весьма пьяными: матросами, грузчиками, да их маркитантами, их "женщинами", да обслуживающими прочие нужды их торговцами. С некоторой натяжкой это можно сравнить с прежним "Зарядьем".
В парадном же городе от центра идут лучами три главные улицы, из которых средняя, Дроттнинггатан ("улица Королевы"), очень узкая и извилистая. Вот именно на ней, но только в тихом ее конце, близ сквера, что у памятника Теньера (шведский, как говорится, "Пушкин",-- вернее уж, "Гомер"! -- живший в начале XIX в. поэт, автор "Саги о Фритьофе", вернее, Фричьофе),-- жил в верхнем этаже невысокого дома Август Стриндбсрг.
Только что газеты оповестили, что в день, когда дошла весть о гибели "Титаника" (кстати сказать, совпавший с днем Ленского избиения рабочих),-- Стриндберг в последний раз имел силы подойти к роялю и сыграть на нем гимн, под который погибали пассажиры опускавшегося ко дну корабля. Прежде чем идти к Стриндбергу, я (остановившийся в небольшом отеле "Континенталь" против вокзала на восточной из трех главных улиц -- Васагатан ("улица Густава Вазы") наскоро сумел уже освоиться с системою шведских телефонов (в городе две сети, и у каждой свои аппараты, которые не соединялись тогда между собой, как в Москве, например, Кремлевская имеет контакт с общегородскою: там,-- по крайней мере тогда,-- этого не было). По-шведски я тогда не знал. Но для телефонов, кроме имен числительных, знать почти ничего не нужно. По этим телефонам, с помощью немецкого языка, я вскоре выяснил, что известный мне муж старшей дочери Стриндберга (известный, впрочем, только по фамилии) Смирнов с женою живет в Парк-Отеле; доктор же Фильп с женою, урожденной Карин Стриндберг (покойная младшая дочь Августа), где-то в "Сэдере". Конечно, во всех отношениях легче было снестись со старшей парой. Часа через полтора по въезде в гостиницу я уже виделся и с Гретою и с Владимиром Михайловичем Смирновыми. Последний, лектор Гельсингфорсского университета, приехал проводить тяжелые дни близ умирающего. Как они, так и Фильпы, ежедневно навещали старика. Но ненадолго. Большую часть суток преданная Минна (старая служанка) составляла единственное общество больного.
Август Стриндберг решительно отказывался кого бы то ни было видеть... Вспомните, читатели: Блок, принявший такое живое участие в организации моей поездки в Стокгольм, невольно повторил перед своей кончиной образ действия "старого", как он называл, "Августа"!
В этот день Стриндберг принял подкрепительного, приготовленного по особому способу Гельсингфорсскими учеными врачами, бульона, который только что приехал в Стокгольм, может быть, на одном со мною судне. Появились некоторые надежды, но мало.
В.М. Смирнов рассказал мне, с какою трогательною заботливостью относится умирающий к ним, остающимся жить. Как он настаивает на том, чтобы они по вечерам ходили в театры, подробно перечисляет, какие именно театры и какие представления следует им посещать и как посещать, чтобы люди не осудили за то, что они -- в театре, несмотря на глубокий траур: менее года прошло с тех пор, как умерла мать обеих дочерей, а также Акселя Стриндберга -- "Гельсингфорсского" сына Стриндберга (единственного), у которого в Гельсингфорсе бюро по продаже картин и который в тяжбе отца с матерью (та баронесса Эссен, которая так увековечена в "Исповеди Глупца") настолько принял сторону этой последней, что не пожелал явиться к смертному одру отца. Он был только на похоронах.
Свободное копирование
