Я до сих пор почти не имел дело с газетами. Правда, участвовал было в нескольких редакционных собраниях "Русской Молвы" (о чем см. в "Дневниках" Блока),-- но там мне очень не понравился империалистический душок; я выступил на политическом собрании редакции с довольно резкой речью, неожиданной для всех, так как меня ведь приглашали только в литературно-художественный отдел,-- затем -- предложил А.В. Тырковой статью о Стриндберге. Как и следовало ожидать, редакторша оказалась противницей этого писателя, зло высмеявшего (буржуазное) женское движение,-- в помещении фельетона мне отказала; я потом напечатал его в "Дне". В "Русскую Молву" ничего больше не предлагал, находя для себя неподходящим все направление этой газеты.
А теперь, по правде сказать, думал возложить расходы по моему путешествию на редакцию баснословно богатого "Русского Слова". Что-то заговорил об описании впечатлений,-- о расходах по поездке, о 100-150 рублях... А.В. Руманов выразительно ответил мне, что я, видимо, очень люблю "говорить",-- и я в первую секунду не сообразил иронии и соли этих слов, простодушно ответив утвердительно на его полувопрос. Потом слегка покраснел и понял, что условия тверды, как Тарпейская скала. Пришлось, конечно, на них согласиться.
Искать другой газеты было некогда: на службе я уже взял себе "домашний отпуск",-- в градоначальстве побывал и получил обещание иметь на следующий день заграничный паспорт (по счастью, у меня был паспорт не со службы, а общегражданский,-- и я особенно поблагодарил себя и судьбу за это в тот день). Да и не знал я, и не хотел никакой другой газеты, уж если в газете -- так в самой главной, решил я. Да и не способны были другие газеты помещать корреспонденции о литературных явлениях в то время. Вот если бы умирал политический деятель...
"Деньги немедленно по получении корреспонденции, телеграфным переводом. В первой депеше укажите свой Стокгольмский адрес. Уведомьте о своем приезде. Авансом дать не можем".
На следующий день в час у меня был в руках заграничный паспорт, а в семь я уже покачивался на жестком диване третьего класса. Наученный горьким опытом прошлогодней поездки морем в Гельсингфорс и Ганге,-- я, севши на следующее утро в Обу (Або) на пароход, старался как можно меньше двигаться. Качки, впрочем, на этот раз не было.