Репетировали до 12-ти дня. Ощущение от бессонной ночи было очень необыкновенное. В разных углах отделывались разные оттенки ролей. К театру притек и добровольный суфлер. Эту роль взял на себя младший секретарь "Аполлона", -- в ту пору такой же страстный шахматист, как и старший его, "Аполлона", секретарь (Е.А. Зноско-Боровский), -- В.А. Чудовский. Сколько помню, он просуфлировал во время только генеральной репетиции; старший брат Веры Константиновны, С.К. Шварсалон, был приглашен на должность помощника режиссера.
Должно быть, после этого ночного бдения нам дали передохнуть тридцать шесть часов. И на следующую ночь начался спектакль. Настоящим творцом представления была "башня" как таковая, "башня" вся целиком, со всеми своими, так сказать, присными. Его зрителями была вся "башенная периферия". Как они уместились в тесноте столовой и соседней комнаты, -- я не слишком хорошо помню и понимаю, -- и это вполне объясняется тем, что максимум внимания и интереса моего был обращен на сцену, не на зрителей, мимо которых я проносил свою неуклюжую лестницу. Но, хотя героями спектакля были все его участники, -- два "оформителя" заслужили по праву наибольшее количество строк в упомянутом шуточно-благодарственном произведении Вячеслава:
Кто в костер багряный свил
Алый шелк, червонный, черный?
-- В красной шапочке ходил
Мэтр Судейкин по уборной...
С.Ю. Судейкин не прободрствовал с нами всей той репетиционной ночи. И то удивительно, как, с сильнейшими мигренями, посещавшими его тогда, -- вот откуда "красная шапочка", ермолка, на нем, -- как и сколько часов он, ведь совершенно бесплатно и бескорыстно, проработал по своей специальности над этим удивительным "оформлением"...
Мейерхольд, кляня, моля,
Прядал, лют, как Петр Великий
При оснастке корабля,
Вездесущий, многоликий!..
Как и Мейерхольд, Судейкин, конечно, немало вынес пользы для художественной своей стези из этих работ. А сколько пользы принес "Башенный Театр" Мейерхольду, -- об этом, кроме всего прочего, свидетельствует и книга последнего "О театре", которую он написал, а кто-то издал, через несколько лет.
Уж не сумею хорошо сказать, сразу же ли после представления или -- последнее, помнится, вернее! -- через день-два, отдельно, имел место в "башне" банкет. Он тоже длился всю ночь. Кончился тоже, кажется, за полдень. Кажется, сразу после него, без промежуточного сна, поехали двое участников (Б.С. Мосолов, я) и две участницы (В.К. Шварсалон и Н.Б. Краснова) за город в Левашевский парк. Это место -- по моему суждению, бесспорно, лучшее под Петербургом -- я приберегал для А.А. Блока. Однако по случаю чудесного веселья этих дней, совпавших и с освобождением от экзаменов, -- я, что называется, расщедрился и повез туда товарищей по радостному спектаклю -- в благодарность за общее наслаждение, испытанное нами от него...
Банкет был много параднее, чем все "среды". Некоторые действительно явились одетые по-банкетному: в черных сюртуках, чуть ли не во фраках. Помню появившуюся впервые на "башне" в день спектакля, хорошо знакомую мне по первому же году в университете, -- невысокую фигуру А.И. Гидони, -- не в студенческом сюртуке (в каком я видел его всегда ранее), -- но в "безукоризненном" смокинге. Он был уже адвокатом, -- и он произнес одну из наиболее длинных речей во время банкета.
Еще больше понравился публике, а особенно участникам, каждому из которых он посвятил в своей речи по нескольку слов, -- неожиданно для всех заговоривший во время банкета, -- такой молчаливый всегда, -- профессор античных литератур и искусства, Михаил Ив. Ростовцев.
Обе речи были блестящи. Но речь проф. Ростовцева -- интимнее, как-то ближе к делу и к "душе". Нам думалось: "Если уж на такого изысканного и засушенного любителя древностей наш спектакль произвел такое сильное впечатление и, не имея прямого отношения к его ученой специальности, затронул его и расшевелил, -- значит, действительно этот спектакль представлял собою кое-что ценное!" Ростовцев с особой похвалой отозвался об игре дам, затем -- В.Н. Княжнина; хвалил Б.С. Мосолова. О Лачинове сказал самое лестное для того, -- что его игра выделялась от остальных как профессиональная... Ведь В.П. Лачинова до сих пор его товарищи по службе никак не признавали актером, -- говорили про него: "А, Лачинов? Эго очень образованный человек; он играет у нас". Но никогда: "Наш актер".
Относительно же пишущего эти строки оратор-профессор сказал следующее: "Актер, изображавший бандита Рикардо, хотел играть первую роль, а между тем был только на второй". Могу заверить, что вовсе я не имел таких честолюбивых намерений: напротив, быть хорошим актером в то время казалось мне чем-то скорее постыдным, -- как не раз уж приходилось упоминать. Это волею Мейерхольда был предоставлен мне "выгодный" сценический момент; так что надо этот упрек всецело отнести на другой адрес...
Празднество "Башенного Театра", длившееся столько дней, невольно оставило у всех участников впечатление, аналогичное тому, как если бы они побыли где-нибудь на весенних празднествах в боголюбивой Элладе. "Атмосфера" Вячеслава Иванова и прочих классиков способствовала этому в высшей мере.