Так же жесток Мейерхольд был и по отношению ко взрослым актерам. Втайне лелеявший мысль о путешествии в Париж с целью выжигания на своей голове пробора à la Маковский, -- а пока довольствовавшийся надеванием на ночь особо сшитых чепчиков, состоявших из двух половин, разделенных посередине широкой тесьмой, которая впивалась в кожу черепа при напяливании чепчика на голову, -- Б.С. Мосолов тою же Мейерхольдовской пятерней был вымазан по затылку, вискам и темени; клейкая масса, в которую превратились его, тогда еще русые, волосы, сверху была придавлена вырезанным из белой плотной бумаги кружком, обозначавшим тонзуру. Бритый, с длинным носом, с тонкими губами под ним, он донельзя походил на иезуитского патера в этом импровизированном парике, -- особенно когда облекся в наскоро сшитый из коленкора балахон с капюшоном. Под подбородком, также из бумаги, был наклеен белый крест, кончавшийся у диафрагмы. Мейерхольд выучил Мосолова складывать руки для молитвы и для благословения.
На моей голове красовалась живописная чалма, сооруженная Судейкиным. Лицо было вымазано черной краской для изображения смуглоты и обветренности разбойничьих лиц. На ногах, поверх ботинок, были нашиты сафьяновые вышитые верхи сапог, -- кажется, десяток лет тому назад готовившихся в семье
С.М. Блуменфельда в подарок В.В. Стасову. Каков был мой разбойничий костюм, я уже не помню.
Прочие артисты были одеты собственными и Судейкина средствами подобным же образом. М.М. Замятнина и немногочисленный штат ее добровольных помощниц ("мироносиц") всю ночь занимались кройкой и шитьем задуманных С.Ю. Судейкиным костюмов.
А мы -- мы с шести часов вечера до двенадцати следующего дня -- репетировали. В упомянутой мною сцене, когда Юлия глядела из "окна", Эусебио должен был в конце концов к ней влезать в это окно. Мейерхольд возбудил вопрос о необходимости для этой цели лестницы. Я вызвался ее достать: в нашей "библиотеке" было несколько деревянных переносных лестниц, твердо стоявших на ногах: каждая из них -- в основании почти квадратная, в общем представляла собою нечто вроде половины прямоугольной призмы, выше человеческого роста и с длинной палкой сверх этого, за которую влезавший на верхние ступеньки может не без удобства придерживаться одною рукой. Это довольно массивное сооружение я привез с собою на извозчике, и на лифте лестница поднялась на "башню".
Вид мой с лестницей в руке очень понравился Мейерхольду. В мизансцену действия была введена подача подручным разбойником лестницы главному герою и атаману. Однако дверь из столовой в переднюю была слишком узка и мала, чтобы через нее было возможно пронести лестницу. Актеры же входили через эту дверь. Как тут быть?
Мейерхольду ни за что не хотелось расставаться с лестницей.
И вдруг его осеняет мысль. Мысль -- поистине историческая. Она положила начало на современной сцене всем "выходам в публику" участников представления. А ведь под знаком этих выходов проходили десятки наиболее интересных представлений нашего времени; эти же выходы стали в самом скором времени (с легкой руки основанного в следующий театральный сезон под руководством того же Мейерхольда "Лукоморья") почти обязательными для всяких кабаретного типа вечеров с артистами среди публики.
-- Несите сюда! -- воскликнул Мейерхольд, показывая рукою налево от себя, направо от сцены, -- на дверь, через которую входила публика в столовую из соседней комнаты. Больше в столовую дверей не было.
-- То есть как? Из публики? Через зрителей?
-- Ну, конечно, да. Именно так. Пусть все расступаются.
И в первый раз в истории, по крайней мере современного театра, "актер вышел в публику".
Туда же я должен был и уносить лестницу после опускания, вернее -- задвигания, занавесочных драпировок над соединяющимися в поцелуе любовниками.
Это событие увековечено Вячеславом Ивановым в его серьезно-шутливом описании "Башенного Театра", напечатанном в его книжке стихов: "Нежная Тайна, Лепта" и посвященном его дочери Лидии, которую он называет по имени персонажа пьесы -- "Менгою".
Менга! С честию вчера
Ты носила свой повойник.
А прекрасная сестра
Впрямь была -- святой разбойник:
Помню сжатые уста,
Сталь и гибкость леопарда,
И склоненья у креста...
Страшен был бандит Рихардо:
Лестницу он уволок
Чрез партер с осанкой важной...