Университет - 1

X УНИВЕРСИТЕТ

 Зима 1909 и 1910 гг. была последней, которую я проводил в университете, -- и по этой самой причине я должен был заниматься усерднее, чем в предыдущие. Тут были целые ряды "семинариев" -- и философский, и несколько "романских", и по "древневерхненемецкому". Вместе с тем наше "поколение" (удивительно часто сменяются в литературе поколения, первый это заметил, сколько я помню, В.П.Лачинов: желая стушевать разницу между нашими возрастами, он спешил меня произвести в дедушки, как только первые слухи, -- отдаленные раскаты грома донеслись до нас от футуристов!) -- наше поколение в университетской жизни, начиная сменяться новым, -- само тоже все разбрелось по специальным кабинетам, лабораториям или вследствие "углубившихся" общественных интересов отошло, или было вынуждено отойти, от университета вовсе.

 "Кружок Молодых" распадался. В университетских залах остатки этого и другого ("Реалистов") кружков, соединившись вместе, объявляли иногда "Общественные Суды" над теми или иными литературными произведениями или их авторами. Я, хотя и был зван "заседательствовать", ни разу не попадал на такие зрелища.

 А.И. Гидони являлся одним из их инициаторов; Б.С. Мосолов иногда исправлял функции "присяжного заседателя". Помню только приговор в одном из судов, на котором три автора привлекались за порнографию. И Анатолию Каменскому и Арцыбашеву вынесен был приговор оправдательный. Лишь Федор Сологуб был к чему-то присужден.

 Вследствие частого и продолжительного сидения в аудиториях немудрено, что пришлось наталкиваться на интересных людей именно в них. В одном из заседаний "древненемецкого" -- правильнее не "древне", а "средневерхненемецкого" семинария были зачитаны одновременно два совершенно замечательных доклада самыми юными из занимавшихся студентов. Выслушав их, я сразу решил: вот это -- будущие настоящие ученые. Это были -- В.М. Жирмунский и Вас. Гиппиус. А между тем это были первые "рефераты" каждого из них, -- и в университете оба проводили едва ли не первый свой год! В их рефератах прорастали первые зерна "формального" метода. Были они "формалистами" до появления "формализма". В скором времени оказалось, что оба они -- поэты; тяготеют к немецким романтикам, -- и вот, собственно, почему поступили они на германское отделение нашего факультета. В дальнейшем они вошли в состав Академии, а также и других поэтических обществ, о которых последует в скором времени рассказ.

 Тут уместно сделать некоторое отступление и вспомнить о том семинарии, относящемся к осени 1907 года, который завел в университете выпущенный тогда из "Крестов" (где он сидел в тот раз за провоз из Финляндии "Освобождения") приват-доцент Е.В. Аничков. Способнейший, как мне кажется, из учеников Александра Н. Веселовского, Е.В. Аничков, однако, не унаследовал кафедры после смерти этого крупнейшего ученого: он никак не мог рассчитывать на утверждение свое в качестве профессора, вследствие постоянных политических "шалостей".

 Иначе и нельзя назвать те преступления, за которые все время то и дело отсиживал Е.В. Аничков. Он был по убеждениям марксист, но одно из своих тюремных заключений отбывал за произведения либералов, -- а второе, которому подвергся вскоре и которое длилось до 1912 года, -- за "Крестьянский Союз". Надо же ему было присутствовать на заседании где-то в деревне этого союза! Он ни малейшим образом не разделял народнических, или эсеровских, убеждений. Но и не хотел, да и не мог, выгораживать себя, когда захватили нелегальное собрание. Он не поступил, как другой, тоже случайно попавший на этом заседании, литератор и профессор, фамилия которого также начиналась на букву А.

 Про этого последнего рассказывают, что при входе жандармов сначала он -- единственный из присутствующих -- спрятался под кровать или под стол, а когда был оттуда извлечен, наговорил такого, что не только вполне выкрутился, но, не имея никакого до тех пор отношения к ученой деятельности, был "назначен" профессором, и живя в Петербурге, еженедельно уезжал для чтения лекций в отдельном купе в тот город, где "профессорствовал"...

 Е.В. Аничков, кругленький, толстенький в свои сорок лет, -- выглядел именно того возраста, которого был, -- но при этом было совершенно явно, что по молодому своему энтузиазму не уступал никому из приглашенных им лично в семинарий студентов! Смелый в общественной жизни, он был смел и в жизни академической. В противовес всем схоластическим семинариям факультета, он первый объявил семинарий по новой литературе. А участники его, студенты, были с самого начала призваны им к интересной, живой, самостоятельной работе. И хотя семинарий был в малопосещаемом романо-германском отделении (впрочем, заседания его имели место в помещении "Кружка Молодых", т.е. Музея Древностей), -- в нем участвовали самые разнообразные студенты. Всем были розданы темы для рефератов, согласно желанию каждого, -- в ту пору и это было новшеством. Интереснейшее введение Аничкова пришел послушать весь университет, на его лекциях, -- как и на лекциях Е.В. Тарле, с которым он несколько соперничал, стремясь превзойти его в популярности среди студентов, -- всегда были полны отводившиеся для них самые большие университетские аудитории. Лекции его были блестящими импровизациями: все на свете, больше же всего современное искусство, привлекалось им; все произносилось чрезвычайно талантливо, но с рядом комических приемов, очень искусно применявшихся знавшим свои сильные стороны лектором.

 Часто выступая и в публичных лекциях и вне университетских стен, Е.В. Аничков знал секрет успеха у слушателей. По своему желанию он добивался аплодисментов любого вида, введя ряд подразделений в классификацию их с акустической стороны. Кроме "раскатистых", "бурных", "ровных" и т.п. общеизвестных видов, -- Е.В. Аничков умел добывать аплодисменты "бархатные", "кошачьи", "с хвостом", и еще уж не помню как названные им видоизменения, -- каждый сорт которых он мог вызвать к жизни по желанию, подержав с кем-нибудь предварительно относительно этого пари. Одним из его любимых, практических, чрезвычайно ценных для его разнообразных друзей из всевозможных кругов был следующий принадлежавший ему афоризм, которым он начал одну из немногих своих статей в "Весах", -- "Художнику нужен успех". Гораздо позже и он сам осознал себя художником, -- когда стал "писать Акира", -- но об этом, может быть, когда-нибудь после.

 Распределив немецких романтиков между другими участниками семинария, Е.В. Аничков предложил мне Эдгара По, -- выписал для этой цели в университетскую библиотеку издания его сочинений и разные труды о нем. Неслыханная смелость для того времени: окрыленный ею, я и для государственного экзамена выбрал в качестве дополнительной к разным историям западноевропейских литератур монографии, -- труд об этом, в ту пору считавшимся еще самоновейшим, "декадентским", писателе... Но в последующие годы выпускными студентами это практиковалось, кажется, не один раз.

 В 1909 году Е.В. Аничкова в университете не было: сидел он в тюрьме; романские же семинарии велись его соперниками, -- из которых Д.К. Петров получил кафедру Веселовского.