В квартире на "башне" бывало по вечерам в ту весну тихо и печально, -- но царствовала кипучая работа. Появилась большая аспидная доска; мел в руках лектора; заслышались звуки "божественной эллинской речи"; раскрылись тайны анапестов, пеонов и эпитритов, "пародов" и "экзодов". Все это ожило и в музыке русских, как классических, так и современных стихов. Своим эллинистическим подходом к сути русской просодии Вячеслав Иванов, правда, полил несколько воды на мельницу довольно скучных воскрешателей античных ритмов в русских звуках -- вроде М.Л. Гофмана, издавшего тогда книгу "Гимны и Оды", ничем не замечательную, кроме того, что вся она была написана алкеевыми, сапфическими или архилоховыми строфами -- без достаточной тонкости в передаче их музыки. Но в общем, лекции "Про-Академии", записанные целиком Б.С. Мосоловым, составили бы превосходное введение в энциклопедию русского стиха, понимать который, как и любой западноевропейский, невозможно, не усвоив себе особенностей античного стихосложения.
Наиболее ценны были часы, посвященные гекзаметру. Уже хотя бы потому, что издавна нечто под этим именем проходило сквозь русскую поэзию и вошло в плоть и кровь всякого литературно-образованного русского. А между тем очень сомнительные ритмически вещи написаны будто бы этим размером нашими поэтами! Правда, Вячеслав Иванов находил возможность оправдывать пушкинские промахи в этом отношении, преклоняясь перед Пушкиным, как принято, идолатрически...
Мария Михайловна Замятнина, интересуясь решительно всем в полной мере молодо, живо и понятливо, -- несмотря на свои хозяйственные заботы, ставшие более тяжелыми после смерти хозяйки дома, помогала Б.С. Мосолову в составлении лекционных записей.
Много начинавших поэтов приходили на эти собрания. И вот, помню, однажды пришел -- увы, уже кончавший свою короткую жизнь! -- Виктор Гофман в сопровождении совсем молодого стройного юноши в штатском костюме, задиравшего голову даже не вверх, а прямо назад: столько чувства собственного достоинства бурлило и просилось наружу из этого молодого тела. Это был Осип Мандельштам. По окончании лекции и ответов на вопросы аудитории ему предложили прочесть стихи. Не знаю, как другим (Вяч. Иванов, конечно, очень хвалил, -- но ведь это было его всегдашним обыкновением!), но мне чрезвычайно понравились его стихотворения. Наверное, он читал вот это:
Истончается тонкий тлен...
Фиолетовый гобелен.
К нам на воды и на леса
Опускаются небеса.
Нерешительная рука
Эти вывела облака,
И прозрачный встречает взор
Отуманенный их узор,
Где искусственны небеса
И хрустальная спит роса.
Чтобы понять приблизительно ритмический дар, заложенный в этом "пэоннейшем из поэтов", -- таковой титул пожаловал ему вскоре Андрей Белый, -- я расскажу следующее. В 1926 году Иосиф Уткин напечатал в одном из московских тонких журналов стихотворение, в точности скопировавшее вот этот размер. На большом собрании (в помещении "Правды") такой тонкий знаток стиха, как Владимир Маяковский, приводя это стихотворение Уткина, чрезвычайно хвалил его за исключительную оригинальность размера, за нововведение в русском стихосложении. Между тем Осипу Мандельштаму, когда он этим стихотворением, конечно сам того не подозревая, действительно сделал крупнейшее нововведение в русскую метрику, расширив ее пределы, ибо впервые применил пятисложную стопу и тем раскрыл дорогу для целого ряда видоизменений стиха, -- Мандельштаму было тогда не больше восемнадцати лет. Я должен признаться, что, разбирая это стихотворение, после того как оно было напечатано, в своей статье в студенческом журнале "Гаудеамус", я дал совершенно неверное объяснение метрической подосновы этого ритма; правильным взглядом на него я обязан Б.В. Томашевскому.
Совсем другое дело -- нарочито писать пэоничсскими или пятисложными стопами в своих "опытах" -- как это делали Валерий Брюсов и Андрей Белый! Надо, чтобы новые ритмы рождались сами собой. Теоретически эту истину Брюсов прекрасно знал и первый провозглашал еще в 1904 году в своих ценных разборах стихов тогдашних "грифят" на страницах "Весов".
Из уст Вячеслава Иванова извергались светящимися потоками самоцветные мысли по вопросам поэтического мастерства. Каким откровением звучала для нас раскрытая им анапестическая природа "Грядущих гуннов" Валерия Брюсова!
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный...
Каким образом это может быть анапестом? Тайна раскрывается в четвертом стихе:
Но еще неоткрытым Памирам.
Да! По две паузы перед каждым дактилем первой и третьей строки! Да, вы непременно произносите про себя, как бы в скобках, "ввод" в каждый такой стих, -- передавая его стремительному ритму анапеста. В этих стихах точно подразумевается:
(Ах, да) где вы, грядущие гунны,
(Вы), что тучей нависли над миром!
(О, я) слышу ваш топот чугунный
По еще неоткрытым Памирам.
И раскрывались чудеса русских "паузников" -- приводимые к классическим метрам.