Помню, один из первых вечеров был посвящен последнему, то есть не нейтральному положению Городецкого, а ему самому. В это время уже ходили по рукам корректуры его "Яри". Не помню -- мало интересовался этим вопросом, -- кто был "фактическим" издателем этой книги, но отчетливо помню зато приведенное в исполнение настойчивое желание автора, чтобы "марка" на этой, со вкусом изданной книжке, была "Кружка Молодых". И вот, "накануне" выхода книги, устроили в "Музее Древностей" ее и автора чествование. Причем оно продолжалось не один день, прения были перенесены, столько желающих было высказаться. Марксисты тянули его и книгу в свой лагерь, декаденты, в том числе М. Гофман и я, -- в свой. Председателем на одном из этих вечеров был -- тоже член кружка, -- упомянутый в свое время мною, великолепный Н.В. Недоброво. Это был, конечно, не нейтральный председатель: явно из лагеря "декадентов". При его сочувствии мне легко было "проблестсть" речью по заготовленному конспекту. В этой речи длинно повествовалось о заимствованной мною на семинарии Зелинского у Платона Афродите Урании (любви небесной) и Афродите Пандемос (любви вульгарной). В конце концов я приглашал снять с родящегося Ярилы "красные лапти", которые старались натянуть на него представители противоположной партии. Дело в том, что М.О. Мазель в своей речи нечаянно обмолвился, цитируя последние стихи "Рождения Ярилы", так:
...И у ног
В красных лаптях (вместо "пятнах") лежит
Новый бог.
"Музей Древностей" -- так назывался, и, кажется, до наших дней называется, кабинет в конце университетского коридора, состоящий из четырех комнат и находящийся в заведывании профессора истории искусств Д.В. Айнапова, -- человека добродушного и очень благосклонно относившегося к одному из интересовавшихся его предметом и способных студентов -- к организатору кружка Городецкому (так же как и к его брату, в тот год поступившему в университет). Вес собрания правления кружка происходили обычно вечером, неизменно в Музее Древностей. Открытые собрания впоследствии переносились в другие аудитории и залы; чаще всего -- в старофизический институт, в так называемый "Jeu de paume".
Для нас же -- Музей Древностей сделался вообще неизменным клубом. Наличие его чрезвычайно украшало и помогало коротать университетскую жизнь и, подкрепясь чаем с булками или пирожками, за очень дешевую плату доставлявшимися нам сторожем Михаилом, усваивать и умственную пищу университета. То велись жаркие дебаты по каким-нибудь вопросам искусства или философии; то читали друг другу свои новые стихи или знакомили друг друга с новыми вещами "старших". Очень часто заглядывали в клуб и более далекие студенты; иногда и магистранты и доценты; иногда и посторонние университету люди. Иной раз сиживал где-нибудь неподалеку за одним из столов какой-нибудь тип, подозрительно неуклюже носивший студенческую форму и многим из нас выдававший свое сыщицкое занятие хотя бы уж тем, что читал какую-нибудь немецкую книжку, производя впечатление, что не понимает и читаемого, и остро прислушивался вздернутым ухом под встрепанною шевелюрой к беседам или стихам, раздававшимся с другого стола.
Хотя, собственно, следить за нами было нечего. В Музее Древностей, по крайней мере, никаких разговоров о политике не велось.
В кружке были лица, заведовавшие рассылкой приглашений; довольно часто и весьма многим посылались печатные программы. Был устроен вечер "Кукольного Домика" Кузмина; на одном из собраний в лицах читали "Балаганчик" и, кажется, "Незнакомку"; долго подготовлялись на частных квартирах к исполнению в лицах и "Электры". Помню собрание кружка, на котором известный впоследствии переводчик Е.Н. Троповский сообщал содержание польской трагедии "Пир Валтасара", написанной только что -- "совсем молодым поэтом, почти нашим товарищем", -- говорил этот, тоже не слишком-то юный человек, обращаясь к нам... И вдруг оказывалось, что автору "Пира" тридцать лет, -- ну-ну! думали мы, -- странное представление у докладчика о молодости!
Яков Годин, бывший тогда вольнослушателем университета и Академии Художеств, Д. Цензор, П.П. Потемкин -- все эти лица были постоянными участниками хотя и неорганизационных, но исполнительских заседаний. Жаркие диспуты следовали часто за выступлением того или другого поэта, и в них-то принимали горячее участие уже люди, действительно занимавшиеся политикой.
Свободное копирование
