VIII ОТ "КРУЖКА МОЛОДЫХ" ДО "ПРО-АКАДЕМИИ"
Маленький, белокурый, с огромной бородой, придававшей ему вместе со странными, несколько бальными глазами, несмотря на юную кожу и румянец, старообразный вид этак тридцатилетнего, -- Модест Лудвигович {Это тоже нарочное с нашей стороны произношение.} Гофман появился с осени сначала на даче у Городецких, а потом и в университете, куда он поступил по окончании Кадетского корпуса, выдержав дополнительно экзамены по древним языкам. Между прочим, тяга в университет из корпусов после 1905 года была довольно сильной; так, например, товарищ по корпусу Модеста Гофмана, В.М. Гейштор, -- тоже талантливый, но сильно больной нервами, юноша, с которым я был в частом общении в пору голода 1918 года, -- сделал одновременно с Гофманом то же. При первом взгляде на этого ученого Модеста Лудвиговича, сидевшего на диване на Новосильцевской и перебиравшего вороха исписанной довольно ровным почерком бумаги, которые он называл конспектом своих лекций, читанных им в прошлом году на вечерних курсах, -- при первом взгляде он мне показался чрезвычайно интересным, -- как я уже говорил, -- очень старым и очень сухим. Велико было мое удивление, когда я узнал, что он на год моложе меня и что ему предстоит в следующую зиму явиться апологетом новейшего искусства среди молодых.
С одной стороны, значительная небрезгливость, значительная доля шарлатанства (оно чуялось уже в его бороде), -- с другой стороны, изумительная быстрота схватывания и какая-то нечеловеческая работоспособность, вместе с враждебным практицизмом и с какою-то вкрадчивою нежностью, вот характернейшие черты этого человека, ставшего очень близким приятелем моим в пору следующих двух лет. Но он оказывал значительное влияние не только на своих, хотя и старших, чем он, но все же сверстников; и не только на старшего его почти на семь лет Александра Блока, но даже и на Вячеслава Иванова -- человека столь почтенного возраста, по моим, по крайней мере, тогдашним понятиям, что в своей статье о нем я его назвал даже "солнечным старцем" (правда, "с душою ребенка"): было ему ведь почти сорок лет!
У Городецких была сестра, теперь уже покойная. Первую книгу (если можно было назвать книгой ту тощую тетрадочку малого формата, которую он выпустил на свои средства следующею осенью), первую книгу стихов М. Гофман посвятил именно ей. И.Ф. Анненский дал в свое время отзыв об этой книге, В.Я. Брюсов не раз упоминал о Гофмане как о поэте. И Вячеслав Иванов и Городецкий довольно серьезно считались с его лирой. Между тем, несомненно, уровень стихов Модеста Гофмана был ниже среднего, -- и все эти разговоры о нем вызывались, вероятно, его способностью, возможно и подсознательной, оказывать непосредственное влияние на людей. Через некоторое время я, конечно, вернусь к этому своеобразному человеку.
На первых организационных собраниях "Кружка Молодых", имевших место на частных квартирах членов-организаторов, -- тех из них, кто был наиболее благополучен в смысле внешней жизни, -- я бывал. Однако о них осталось довольно смутное воспоминание. Кроме названных выше лиц, в состав первых правлений кружка входили М. Мазель, М.О. Косвен (сейчас сотрудник "Красной Нови" и "Нового Мира"), С.С. Дубнова, поэтесса, постарше нас, дочь известного писателя по вопросам еврейской истории. С самого начала резко обозначились в кружке две "партии", разделившиеся по такому критерию: к одной принадлежали "марксисты", к другой -- "декаденты". В первой был между другими В.А. Юнгер, С.М. Городецкий занимал центральное и нейтральное положение.
Свободное копирование
