В этом "сезоне" этот вечер был последним для Блока. С этого дня его в обществе, и вообще в гостях, не видали. Он уселся готовиться к государственным экзаменам. Готовился к ним, как я уже писал, что называется, "истово". Ежедневно вставал в одном и том же часу, садился за книги, работал одно и то же число часов, совершал одинаковой продолжительности прогулку, возвращался и опять работал. Два месяца экзаменов разнообразились у Блока, кажется, только тем, что к одному из предметов он готовился не один, а вместе со своим университетским товарищем -- фамилии его не помню.
Гулял он обыкновенно за городом, уходя туда пешком, сначала по Невке, а потом по Черной Речке, на Ланское шоссе и либо в Удельный парк, либо же в Лесной -- чаще в Удельную. Оттуда он проходил, а может быть и проезжал, в Озерки. Уже была весна; дачники переехали, булочная со своим классическим золотым кренделем на вывеске начала "функционировать"; на озере заскрипели уключины; дамы защеголяли модами, -- и поэт, тяжело кончавший со своей студенческой "учебой", видел все те образы, которые воплотил в знаменитой, написанной им посреди экзаменационной страды, "Незнакомке". Вы помните, что там "правит окриками пьяными весенний... дух". Как я писал в воспоминаниях о Блоке, творчество посещало его главным образом или при полном "far niente" {"Безделии".}, или, чаще, во время самого полного напряжения духовных и умственных сил.
Я не знал этого стихотворения в Петербурге, потому что с Блоком виделся во все время его экзаменов лишь один раз, но зато я узнал его еще в мае в Мюнхене. В середине апреля выехал я, в первый раз в жизни, за границу; поселился в Мюнхене и стал ходить в университет, думая этим как бы восполнить недостаток умственной тренировки, вызванный длительной забастовкой, которая продолжалась в высших учебных заведениях фактически вот уже около полутора лет. Из Петербурга ко мне писали братья Городецкие, Ремизов, Б.А. Леман -- поэт, выпустивший книжку стихов под псевдонимом Борис Дикс, а под полной фамилией впоследствии "Книгу о Чурлянисе" и еще кое-что; с ним я познакомился по пути к Вячеславу Иванову, -- он у меня на улице осведомился о дороге на "башню", угадав почему-то, что я должен был ее знать; с первого же вечера мы сделались очень близкими, вследствие сходности вкусов, друзьями. Я не считаю писем от своих приятелей: тогда еще не литератора П.П. Потемкина, покойного -- в скором времени покончившего с собой -- шахматиста П.А. Кеммерлинга, и т.д. Наконец об окончании своих экзаменов написал мне в шутливом духе письмо и Александр Блок. Это письмо напечатано в моих "Воспоминаниях". Сколько в нем было бодрости, молодости, жизнерадостности! Как было приятно Блоку сознание, что размеренные труды его не пропали даром, принесли свой плод; и то, что он, сверх ожидания, кончил экзамены хорошо, по первому разряду, тоже доставляло ему удовольствие!
А Сергей Городецкий проницательно сообщал мне о крупных литературных событиях, -- хотя в тот момент никто другой не только бы не назвал этих событий "крупными", но и даже вообще "событиями": ведь дело шло о не напечатанных, а только прочтенных на "средах" коротких стихотворениях! Именно: Вячеслав Иванов написал классические терцины, обращенные к Сомову, художнику, в начале весны писавшему на "башне" его портрет, и А.А. Блок написал "Незнакомку" -- Городецкий присылал текст обоих этих произведений; сам же Сергей Городецкий написал прелестную "Весну Монастырскую" ("Стоны, звоны, перезвоны...").
Мы оба понимали, что недалеко то время, когда "Незнакомку" будут все подростки заучивать наизусть, что она будет классической хрестоматийной вещью, честь нам и хвала за это, ибо в перспективе времен, в тот именно год, когда "Незнакомка" родилась на свет, -- она была в глазах "всех" -- и подростков и вообще читателей стихов -- лишь махрово-декадентским, почти заумным, смехотворным произведением.
Свободное копирование
